Константинов крест [сборник] - [33]

Вдруг подскочил:

— Сколько, говоришь, дней, как уехал?!

Только сейчас Понизов сообразил, что вот уж третий день как не видел Щербатова, и даже на эксгумации того не было.

Встревоженный, полный скверных предчувствий, схватил трубку, набрал телефон районной милиции.

— Костылев? Привет, вечный дежурный. Понизов. Не видел, случаем, Борода в отделе не появлялся?

— Почему не видел? Сам его третий день как в ИВС оформил по 153-й статье.

— Кто задержал?! — прохрипел Понизов с такой силой, что испуганная Любаня вернулась от входной двери.

— Сипагин лично. Если тебе он нужен, так полчаса как из отдела убыл. Думаю, как раз к прокурору за санкцией на арест поехал.

— Почему знаешь?

— Я ж бывалый аналитик, — похвастал Костылев. — У него из пакета литруха водки выглядывала. Если б с коньяком, наверняка в райком. А с водкой — точно к прокурору.

Посеревший Понизов бросил трубку.

— Я в Калинин!.. Не знаю, когда!

Едва не сбив замешкавшуюся секретаршу, бросился к машине.

— Псих! — нежно прошептала вслед Любаня.

2.

Дорога в город лежала мимо щербатовского, расписанного под теремок, дома. Почти проскочив, Понизов краем глаза разглядел через приоткрытые ворота знакомую «восьмерку». Нажал на тормоза.

Бросив машину на дороге, кинулся к калитке. Из дома на крыльцо как раз вышел сам Щербатов с кастрюлькой костей для собаки.

— Борис Вениаминович! — окликнул Понизов. Щербатов неохотно поднял голову.

Если б не дом и не знакомая машина, не признал бы его Понизов.

Вместо ухоженного, молодящегося мужчины увидел перед собой изможденного человека в жеваной одежде. Оживленный обычно взгляд казался пот у хшим, будто свет внутри отключили. Знаменитая борода, всегда подстриженная, подкрашенная, торчала неопрятными седыми пучками.

— Вы! — без выражения поприветствовал Щербатов.

— Ну и вид у вас, — не удержался Понизов. — Как же так? Почему не позвонили? Не предупредили? Мне только передали, — вас задержали и собираются арестовать.

— Освободили, — скупо сообщил Щербатов. Заметил нетерпение Понизова. — Насчет эксгумации уже в курсе. И — слава богу, что свершилось. Хоть здесь слава богу.

Он размашисто перекрестился.

Понизов вытянул из кармана завернутый в целлофан крестик:

— Возвращаю ваше, фамильное! В дополнение к тому, что вам передал Пятс.

При виде отцовского крестика лицо старого князя дрогнуло.

— Пойдемте-ка в дом, — пригласил он, стесняясь. — Никто не помешает. Жену к сестре отправил. Уж больно блажила, как вернулся.

Мало кому доводилось побывать в этом доме. Хозяин не любил допускать чужих. Но Понизов бывал, и всякий раз поражался, как большой, ярко расписанный, но типичный деревенский сруб внутри преображался в княжеские палаты, уставленные старинной, восемнадцатого-девятнадцатого веков мебелью. Комоды, канапе, шифоньеры, кованые сундуки, ореховый книжный шкаф, готический буфет — кабинет в стиле Генриха Второго, сервер в стиле буль… Мебель эту, поломанную, полуразрушенную, рукастый Борода разыскивал по старым домам, чердакам, подвалам, свалкам и реставрировал так, что музеи и театры предлагали за нее крупное вознаграждение. Но хозяин не продавал. Старинная мебель, фарфор были его страстью. Возвращаясь по вечерам, он запирал входную дверь и будто переносился из ненавистного советского настоящего в дореволюционную старину — какой запомнил ее по рассказам родителей.

Князь вынул из буфета фигурную бутылочку с фруктовой настойкой, рецепт которой придумал сам. Налил по стопочкам, из которых, по Понизову, разве что валокордин пить.

Но на сей раз непьющий князь махнул свою «пипетку» одним глотком. Перевел дух.

— Сказать ли, чем мучился все эти годы? В чем даже вам в прошлый раз не признался, — произнес он.

Боясь разрушить исповедальное его состояние, Понизов поспешно кивнул. То, что услышал, и впрямь поразило.

Крест молодой князь Щербатов действительно получил от самого Пятса. И действительно для того, чтоб адресат уверился, что действует он по специальному поручению. Но передать Щербатов должен был не только сведения о последнем пристанище президента. Главное, что поведал ему Пятс перед смертью, — что во время транспортировки в Бурашевскую психбольницу ему удалось спрятать в Тургиновской церкви важные документы, которые необходимо отвезти в Эстонию и там вручить верному человеку.

— А я струсил, — закончил рассказ Щербатов. — Долго сидел, пуглив стал. Через месяц решился-таки, приехал в Тургиново, но документов в церкви не нашел. Подумал — пацаны нашли да выбросили. Даже обрадовался — не судьба. Но много позже по «Голосу Америки» услышал про письма президента Эстонии Пятса, написанные в заключении.

— И что это значит? — недоуменно спросил Понизов.

— Значит, нашелся кто-то посмелей меня… А знаете, как меня выпустили? — Щербатов вдруг вернулся к началу разговора. — Начальник райотдела Сипагин самолично ко мне в ИВС (изолятор временного содержания. — С. Д.) приехал. Показал санкцию на арест и предложил свободу в обмен на мой бизнес. У него, оказывается, у брата в Кувшиново схожее дело. Расширяться надумали. Я согласился. Там же и все бумаги при нотариусе оформили. Всё штампы ставил. Так раззадорился, что аж постановление об освобождении заштамповал. Так что я отныне люмпен! — он горько засмеялся. — Возвращаюсь во Францию. С чем уехал, с тем и вернусь.