Константинополь Тихоокеанский - [5]

— Здравствуйте, ваше высочество, — поприветствовал мою особу поэт.

— Здравствуйте, многоуважаемый Александр Сергеевич, — ответствовал великий князь Константин, важно насупившись.

— Как мне сказали, ваше высочество не чужды поэзии, — улыбнувшись, повёл беседу Пушкин.

— Да, хотите, прочитаю стих?! — Носов, Незнайка, простите. — Я поэт, зовусь я Костя. Пушкин к нам приехал в гости!

— Браво, у вашего высочества прекрасное чувство рифмы. — Александр Сергеевич с уважением посмотрел на меня.

— Вот, взгляните на рисунки. Это про царя Салтана, это белка орехи грызёт. Вот из пустых орешков делают денежки, а это богатыри охраняют остров. Только у них не пики, а ружья. Из ружей громко стреляют, разбойники боятся и убегают и Русь матушка всех победила.

Краем глаза я заметил выразительную пантомиму Жуковского, — мол, что я тебе говорил, юный великий князь тот ещё оригинал. Ну что ж, куём железо, пока есть таковая возможность.

— Дядя Пушкин. Учите меня, как дядя Вася Жуковский учит брата Сашу. Я попрошу папу.

Немая сцена. Папенька, здесь же присутствующий, посмотрел на Жуковского, тот на Пушкина, солнце русской поэзии чего-то невнятно забормотало.

По итогам встречи было высочайше решено — Василий Андреевич остаётся гранд-ментором великих князей, а Александр Сергеевич по мере сил и возможностей будет ему помогать.

Далее маленький Костик показал поэту на глобусе Россию, рассказал, что есть земля материковая и острова, а есть моря и океаны, по которым плавают корабли. Да, ходят, конечно же ходят, но тут-то я совсем малявка и ещё не поступил в обучение к бравому капсрангу Литке, исследователю Арктики. Вряд ли добрейший Фёдор Петрович будет пенять царственному воспитаннику за такую мелочь. Ну и, в довесок Пушкин узнал о Сибири, где нет дорог и Костик обязательно их там построит, когда вырастет и они на пару с поэтом покатят на лошадях в гости к Ермаку.

Нервное напряжение сказалось — попробуйте поломать комедию перед не самыми глупыми людьми империи, уснул на два часа раньше обычного и продрых едва ли не до полудня.

Кстати, рассматривая свои «каляки-маляки» о царе Салтане и тридцати трёх богатырях с ружьями, отметил, что рисую весьма недурственно для шестилетнего ребёнка. Значит две матрицы, моя и собственно Константина каким-то образом «складываются», сам-то разменяв пятый десяток, рисовал на порядок хуже малыша Кости. Чёрт, про «совмещение матриц» и братья перебросчики говорили. Жаль, только сейчас вспомнил, ведь думал тогда, что жуликоватые новосибирцы несут чушь и ахинею, рекламируя свою «машинку».

А если не соврали, значит и в остальном верно. Значит и здоровья, запаса прочности у организма сейчас на двоих. Неплохо б прожить не 65 лет, как великий князь в ТОЙ жизни, а хотя бы 90, дабы посмотреть, что у Ильича получится. Впрочем, о чём это я. Делов то — загнать Илью Николаевича Ульянова просвещать аборигенов на Камчатку. Нет! Лучше на Аляску, если уж решил оставить американскую землицу за Россией. И женить Ульянова не на Марии Александровне, а на алеутке какой. Вот это будет номер! Впрочем, не в Ильиче дело. Братец Саша изрядно напортачил при освобождении крестьян, а братец Костя, то бишь я, ему в том немало помог. С этого, собственно и началось на Руси матушке брожение.

Хотя, стоп, что толку «глобалить» темы, отстоящие на десятилетия от дня сегодняшнего. Аляска, Крымская война, Крестьянская реформа, — до сих событий жить да ещё б дожить. На сегодня в повестке в очередной раз усмирённая но так и не покорившаяся Польша, и холерные бунты. Тёзка, дядюшка Константин Павлович, подложил папеньке преизрядную свинью, то бегая от шляхтичей, то ведя себя, как предтеча проститутки Троцкого по вопросу ведения боевых действий (ни войны, ни мира, одни бесполезные переговоры с бунтовщиками). После чего дядя подцепил холеру и геройски скончался.

Батя, злой как тысяча чертей, похудел, осунулся, получая известия из усмиряемого Царства Польского, шпынял генералитет, устраивал бесконечные совещания и смотры, а вечерами, призвав Сашку и меня в кабинет, расспрашивал как прошёл день и просил поскорее подрастать, помогать рулить державой.

Более-менее всё подуспокоилось к 1834 году. Поляки двинулись кто в Европу, кто в Сибирь. А я, уже здравомыслящий семилетка, направленный строгим родителем на морскую стезю, вовсю использовал приказ императора снабдить сына огромным глобусом и наиподробнейшими картами земного шара, а такожс Российской империи. Капитан первого ранга Федор Литке, рассказав великому князю Константину о своих путешествиях и начертив их на картах, ошарашено смотрел, как малолетка царевич увлечённо прорисовывает Северный морской путь и предлагает устроить промежуточный порт в устье Енисея, где бы могли зимовать корабли, пробивающиеся на Аляску и Камчатку через льды и торосы.

После таких занятий каперанг галопом нёсся к императору, докладывая о гениальности будущего генерал-адмирала Российского флота и прося профинансировать северные экспедиции. Государь несколько раз захаживал на занятия, принимал живейшее участие в беседах и досрочно произвёл Фёдора Петровича в контр-адмиралы. Кстати, Пушкин, раз или два в месяц бывал во дворце как учитель словесности, со слезой слушал свои стихи в моём прочтении, особенно умилялся классик детской архисерьёзной декламацией «Евгения Онегина». Однажды Александр Сергеевич привёл робкого юношу, оказавшегося Петром Ершовым. Автор «Конька Горбунка» презентовал свежую, с пылу с жару, прямиком из типографии книгу. Вообще, после сведения знакомства с Пушкиным и великий князь Константин Николаевич имеет обыкновение громогласно спрашивать у придворных дам и офицеров гвардии, какие стихи Пушкина те знают, и просил почитать, изрядно увеличило продажи книг Александра Сергеевича. Кто ж хотел быть принародно оконфужен чудо-ребёнком в ранге царевича? Покупали, читали и заучивали. Анекдот о бравом полковнике, молодцевато ответствовавшем малолетнему Косте, дескать, стихов не знает, книг не читает, ибо видит своё предназначение в служении престолу и получившему в ответ: «Как же так, господин полковник. О чём вы тогда с дамами разговариваете? О лошадях?»…