Константинополь Тихоокеанский - [24]

Вечер удался. Накоротке переговорив с губернскими чиновниками и дав верхушке бюрократии понять, что массовых репрессий не будет, пускай работают спокойно, разумеется без мздоимства и иных злоупотреблений. После жарких уговоров, «подумав», таки согласился принять «дорожный фонд» в полмиллиона рублей, сразу обозначив приоритеты.

— Господа, давайте уточним, все эти деньги, до последней копеечки пойдут на обустройство дороги, но не до Красноярска, а до Енисейска. Причём такого основательного тракта, который впоследствии легко перестроить и под железнодорожное полотно. Суть в том, что по одному из вариантов прокладки Великого Сибирского железнодорожного пути Томск остаётся в стороне от основной магистрали. Вмешивается в строительство дорог политика, — доставка грузов и воинских команд должна происходить как можно скорее, а мимо Томска до океана путь короче почти на сто вёрст. Но! Дабы не превратить ваш замечательный город в железнодорожный тупик, в эдакое сибирское захолустье, у меня есть предложение. Необходимо строительство тракта как можно более прямого и основательного до Енисейска, чтоб ответвление от основной магистрали не заканчивалось Томском, а вело в неосвоенные богатейшие районы Сибири. Да, бассейн рек Чулым и Ксть более располагает к перемещению по воде, да местность там болотистая, трудная для построения капитальной дороги. Однако, я, великий князь Константин Николаевич Романов вношу сто тысяч рублей ассигнациями в фонд строительства дороги Томск — Енисейск. Надеюсь, и енисейское купечество наш почин поддержит?

— Да куда денутся, поддержат.

— Золотишко пудами намывают, поделятся!

— Господа, не нужно никого принуждать, тем более силой заставлять пополнять кубышку нашего с вами дорожного фонда, — я ласково похлопал по прочной «корзинке», в которой помимо купюр, лежали и красивые мешочки с золотым песком, — просто скажите от моего имени золотодобытчикам, что их пьяные кутежи, не просто глупость, а преступление перед Россией. Ну да я им в Красноярске вставлю фитиля! Недопустимо, когда тысячи, десятки тысяч рублей выбрасываются на кураж, а не пускаются в ДЕЛО. Добывается богатство из недр российских, а проматывается на срамных девок и спаивание соседей. Хотят промышленники о себе добрую память оставить — лечебницы пусть строят, школы, училища. В Томске же вижу лет через тридцать-сорок первый в Сибири университет.

И я не шучу, господа! Быть Сибири краем образованных людей, а не местом ссылки преступников. Всех каторжников в Америку вывезу, в Калифорнию.

Томичи испуганно посмотрели на свирепого великого князя, неведомая Калифорния казалась им местечком куда как страшнее и отдалённее чем даже Чукотка. Расставались душевно, следом за моим отрядом шли картографы-геодезисты, которым и предстоит наметить будущую трассу, связующую два замечательных сибирских города — Томск и Енисейск, захиревших в моей реальности из-за отдалённости от Транссиба. Дорогу велел делать как можно более прямой, по правому берегу Чулыма. Мои родные места, Бирилюсский район Красноярского края. Рядом с моим, разумеется не построенным ещё леспромхозом, насколько помню, должен в настоящее время функционировать Мелецкий острог. Непременно побываю на своей исторической родине, хотя Чулым, петляющий и часто меняющий русло наверняка сейчас далеко от той точки, где я появился на свет в 1971 году от рождества Христова… А в этой реальности уже не появится тот мальчик. Да и был ли мальчик…

В Ачинске меня «торкнуло» вторично. Детская память семидесятых — начала восьмидесятых годов двадцатого века прямо таки вопила и требовала заглянуть в Ачинский аэропорт, где мы, дети из медвежьего угла, лсспромхозовская школота, прилетев бежали в буфет и от пуза напивались наивкуснейшей газировкой «Буратино». До того напивались, что едва могли дотерпеть и не напрудить в автобусе. Но, стоически держались и, доехав до железнодорожного вокзала, сначала бежали за мороженым (в стаканчиках, с деревянными палочками) и лишь потом в туалет…

То, что великого князя, пробило на слезу и молодой и статный красавец ловко сидючи на вороном жеребце не стесняясь плачет, смотря на явно не столичный Ачинск вогнало городскую верхушку в ступор.

Но, Константин быстро пришёл в себя, промокнул лицо платком и, ловко соскочив с коня, весело и ласково произнёс: «Здравствуй, здравствуй славный и сердцу любезный город Ачинск, земли чулымской столица! Принимай гостей»!

Обнятые и расцелованные царским сыном делегаты выслушали кучу комплиментов в свой адрес и немного напряглись — за что такая милость. Однако, когда высокий гость заявил, что пленён красотой природы и непременно устроит здесь свою Ставку, ежели будет назначен наместником Сибири, ачинцы подуспокоились и сдержанно загордились. Ишь как, даже душевнее чем в Томске себя ведёт царевич. Видать и вправду по нраву ему земля Сибирская…

Переночевав в Ачинске и проговорив все насущные вопросы поутру двинулись на Красноярск, где я назначил сбор сибирских золотопромышленников, намереваясь «взять под крышу» новоявленных «хозяев жизни и тайги».

На сей момент именно Енисейская губерния давала три четверти всего золота, добываемого в Российской империи и заставить нуворишей тряхнуть мошной в правильном направлении — святое дело. Из Ачинска я рванул в сопровождении всего лишь двадцати двух человек. Все равно в Красноярске тормознемся на месяц. А то и более — очень хочу проскочить до Енисейска, Минусинска на ту пору славных купеческих городов. Енисейск вроде как даже богаче и многолюдней Красноярска тех лет был. Вот и сравню. В Енисейске и базировались самые крутые золотодобытчики. А пока я гоняюсь по родному краю за впечатлениями, мой изрядно подрастянувшийся отряд доберётся до берегов Енисея-батюшки.