Константин Великий - [105]
<…> Когда же <Константин> уничтожил разногласия и поставил Божью Церковь в состояние единомыслия, то счел нужным перейти отсюда к другому роду безбожников, бывших как бы скрытым ядом для человеческой жизни. Появились некоторые гибельные люди, которые, нося личину набожности, растлевали города. Спасительное слово назвало их некогда лжепророками и хищными волками и предвозвестило о них так: «Внемлите от лживых пророк, иже приходят к вам во одеждах овчих, внутрь же суть волцы хищницы. От плод их познаете их» (Матф. 7, 15, 16). Разослав указы к игемонам провинций, василевс преследовал все племя таких людей, а сверх закона представил перед их лицом и душеспасительное наставление, в котором возбуждал их к немедленному покаянию и Церковь Божью называл пристанищем спасения для них. Послушай, как он и с ними беседует в своем послании.
Победитель Константин, Великий Август, еретикам.
«Узнайте теперь из моего закона, новациане, валентиниане, маркиониты, павлиане, так называемые катафригийцы и все, посредством своего учения умножающие ереси[24], узнайте, сколько лжи заключает в себе ваша суетность, сколько губительного яда содержит в себе ваше учение, от которого здоровые подвергаются болезни, а живые — вечной смерти! О вы, враги истины, воители жизни, советники погибели! У вас все противно истине, все созвучно с постыдными пороками, все наполнено нелепостями и вымыслами, из которых вы сплетаете обман, которыми растлеваете неверных и заграждаете свет верующим. Под личиной набожности, всегда совершая непотребное, вы заражаете всех, покрываете смертоносными язвами безукоризненную и чистую совесть и похищаете, если можно сказать, самый день у очей человеческих. Но зачем говорить обо всем порознь, когда для надлежащего описания злых ваших действий мало у меня и времени, и досуга? Ваши нелепости так многосложны и безмерны, так отвратительны и наполнены всякого рода жестокостями, что для изображения их не хватит и целого дня. Притом от подобных предметов надобно заграждать слух и отвращать зрение, чтобы подробное раскрытие их не запятнало истинной и чистой доблести нашей веры. Что же? Терпеть ли далее такое зло? Но через долговременное снисхождение этот гибельный недуг заразит и здоровых. Итак, почему не исторгнуть столь великого зла в самом, так сказать, корне, как можно скорее и при общих усилиях?
Если же гибельное ваше нечестие долее терпимо быть не может, то мы повелеваем законом, чтобы впредь никто из вас не смел делать собраний. Поэтому и все ваши дома, в которых вы устраиваете свои заседания, приказано разрушить, ибо наша заботливость касательно сего предмета требует того, чтобы не только в общественных, но и в частных домах, даже в каких-нибудь уединенных местах не было скопищ вашего суеверного безумия. Гораздо лучше сделают те, которые обратятся к правой и чистой вере, вступят в кафолическую Церковь, приобщатся ее святости и через то в состоянии будут достигнуть истины. Итак, в благополучное наше время да уничтожится это обольщение развращенного вашего ума, — разумею нечестивое и гибельное разномыслие еретиков и схизматиков, ибо благоденствие, которым мы по милости Божьей наслаждаемся, требует, чтобы живущие благими надеждами отвращались от всякого беспорядочного заблуждения на стезю правую, от тьмы — к свету, от суетности — к истине, от смерти — к спасению. А так как для сего нужно сильное средство, то мы, как сказано, повелели все убежища вашего суеверия, то есть молитвенные дома всех еретиков, если только можно назвать их молитвенными, отобрать без сопротивления и немедленно передать кафолической Церкви, прочие же места отписать в государственную казну, чтобы на последующее время не оставалось вам никакой возможности собираться. Итак, с настоящего дня беззаконные ваши общины да не дерзают делать собрания ни в каком месте, ни в общественном, ни в частном. Быть по сему».
Таким образом, по силе царского указа темные ущелья иноверцев разрушались, и звери, то есть предводители их безбожия, обращались в бегство. А из числа тех, которые были обольщены ими, одни, стращаясь царской угрозы, до времени притворствовали и с подложными чувствами вползали в Церковь: ибо, когда указом поведено было отыскивать книги еретиков, тогда хватали всех, занимавшихся этим запрещенным художеством; а потому они готовы были на все, лишь бы в притворстве найти себе спасение. Другие, напротив, будто с искренним расположением переходили к надежде на лучшее. Последних предстоятели Церквей тщательно различали, и тех, которые пытались проникнуть в Церковь под маской притворства, прикрывшись овечьими одеждами, далеко отгоняли, а других, делавших это с чистым намерением, долго испытывали и, достаточно уверившись, присоединяли к числу христиан, допускаемых к священным собраниям. Так-то поступали с бесчестными иноверцами. Тех же, которые сами не вносили никакого нечестия в учение веры, а только усилием других схизматиков отторгнуты были от общества верующих, немедленно принимали в Церковь. Последние, как бы возвращаясь с чужой стороны в отечество целыми толпами, признавали Церковь своей матерью и чем дольше были в разлуке с ней, тем веселее и радостнее вступали в нее. Таким образом, члены общего тела, приходя в единение, сочетавались в стройное целое, и собранная в самой себе вселенская Церковь Божья сияла одна: на земле ни еретических, ни схизматических обществ нигде больше не оставалось
