Консервативный вызов русской культуры - Красный лик - [40]

В. Р. Только смешно, что первым молодым лауреатом этой премии назвали самого старого писателя. То есть меня самого. Принято говорить: оказали честь. Но раз решили учредить премию и первую присудили мне самому, может быть, в этом есть и справедливость. Все-таки я немало потрудился. Я ведь всегда был труженик прежде всего. Поэтому и все стены моей квартиры, как вы, Володя, видите, увешаны театральными афишами моих спектаклей. Так уж много написано мною пьес. В какой-то степени, хотя бы как трудяга, я, может быть, и получил по праву эту премию. Мне нравится хрустальная роза, я люблю хрусталь.

В. Б. К первому присуждению этой премии в издательстве "Олма-пресс" вышел и трехтомник лучших ваших пьес, многие из них и сегодня идут в театрах России. Лишнее подтверждение того, какой вы трудяга.

В. Р. Вот это, Володя, и есть для меня лучший подарок, что пьесы до сих пор идут. Когда вновь в МХАТе у Татьяны Дорониной поставили мою пьесу спустя много лет после ее написания - это было феноменально. И ведь люди идут, и как смотрят! Значит, нужна доброта и радость людям. И ведь ничего не меняли в тексте, все оставили, как было написано полвека назад. И принимается зрителем так, как должно приниматься. Это меня до слез тронуло. Не идеология важна, а то, что ребята в пьесе помогают друг другу, спасают друг друга. Помощь - это самое драгоценное, что человек может сделать в жизни.

В. Б. Мы с вами уже год живем в третьем тысячелетии, в ХХI веке. Уже началась новая история мира. Взрывают американские небоскребы, бомбят мусульманские города, идет война цивилизаций. Явно новое состояние человечества. И уже находясь в этом новом состоянии, мы можем более спокойно всматриваться в век минувший, в наш с вами родной ХХ век. Мы родом оттуда. Мы все равно причислены к нему. Сколько бы ни прожили в третьем тысячелетии. Каким ХХ век видится вам?

В. Р. Это очень сложный век. Много крови было. И много дел. Мы ушли от диктатуры, от излишних страданий, от сталинизма. С другой стороны, мы потеряли чувство дисциплины. Сейчас живем в уголовном обществе. Этого же раньше не было. Избавление от уголовщины - это великое благо. Но как ее искоренить совсем? В уголовщину нырнули самые, казалось бы, видные, казалось бы заметные, казалось бы, добропорядочные люди...

В. Б. А как вы сами, Виктор Сергеевич, прожили в ХХ веке? Вы родились в 1913 году. Помните гражданскую войну, воевали и были тяжело ранены во время Великой Отечественной войны, вы участвовали во многих важнейших событиях ХХ века. О чем так хорошо написали в своих воспоминаниях. Что было переломным для вас?

В. Р. Жизнь каждого человека настолько отдельна и разнообразна, что порой непонятна даже для него самого. Как я стал драматургом, это одному Богу известно. Я об этом и не помышлял. Написал первую пьесу с голодухи и под суровые обязательства. Если бы я вовремя ее не написал, меня, может быть, посадили бы в каталажку. Я сам же подписал договор на написание и получил под него гонорар, деньги-то все проел, а пьесы нет... Когда я вернулся с фронта после ранения, после всех госпиталей, где лежал и в смертной палате одно время, - уже актером в театре я играть не мог. Но было много еще фронтовых бригад и в Москве, и в Костроме, где я жил. С одной костромской фронтовой бригадой ездил и я по госпиталям, по режимным предприятиям, в том числе и по лагерям. Стихи читали, сценки разыгрывали. И как-то под Рыбинском мы выступали перед заключенными. После выступления из рядов заключенных в простой телогрейке с номером выходит дама. Иначе ее и назвать нельзя, несмотря на весь казенный вид. И говорит повелительным начальственным голосом: товарищи артисты, кто у вас режиссер? Кто написал эти сцены? Выхожу и говорю, что я. Дама представляется: я - Наталья Сац... Вспоминаю сразу всю историю с ее исчезновением из театра, покрытую завесой тайны. Она была репрессирована, как говорили тогда, по мужу. Ничуть не сомневаясь, Наталья Ильинична сказала: "Значит так, я выхожу в 1945 году. Мне дают театр в Алма-Ате, приглашаю вас на первую постановку своего спектакля..." Закончилась война. Жили мы очень голодно. Никакой постоянной работы. И вдруг приходит на гербовой бумаге правительства Казахстана письмо. Русский театр для детей открыт, согласно нашей договоренности приглашаю вас на постановку спектакля. Еду в Алма-Ату, Наталья Ильинична уже уверенно ходит вокруг первого секретаря обкома, и тот беспрекословно дает театру все необходимое. Я ставлю "Снежную королеву". Там же Наталья Сац мне напомнила, что я еще и пьесу обещал написать. По рукам. Договор подписываем, сразу же под пьесу гонорар. Возвращаюсь домой. Через год приходит бумага. Если вы, товарищ Розов, не вернете деньги, или не пришлете пьесу, то мы передаем дело в уголовный суд. Денег для возврата, естественно, не было. За месяц написал пьесу "Ее друзья". Так я под обаянием Натальи Ильиничны Сац и под страхом уголовного суда стал драматургом. А какие еще события были самыми важными? Их так много. В итоге самом последнем оказалось, по-моему, самым важным событием ХХ века, века сталинского, не то, что две башни в Америке рухнули, а то, что у нас в России рухнули все башни... Не просто Останкинская башня, это скорее символ, а все башни, на чем держалось и государство, и общество, и народ. Мы прекрасно с вами знаем, что все ценности переменились. Все то, что считалось порочным, сегодня стало признанным, легализованным. Например, отношение к деньгам. Раньше иметь много денег казалось стыдно, откуда ты их возьмешь? А теперь чем больше у тебя денег, тем больше к тебе уважения, хотя знают, что деньги краденые... Ой, он наворовал столько, что стал очень почтенный человек... Вот в этом смысле в России рухнули все башни.