Консервативная революция в германии 1918-1932 - [58]
Таким образом, Георг Кваббе придерживается мнения, что подлинный консерватизм должен принимать форму тайной доктрины: «Наша чистая теория не подходит для этого времени, когда в ходу понятные аргументы и доходчивые меры. Несомненно, это время — эпоха переходной культуры. Будут ли события бежать по кругу или двинутся вперед, но однажды тайная доктрина войдет в моду».
4. ПЯТЬ ГРУПП
4.1. Соединение несовместимого
В этой книге между собой сопоставляются люди, которые на первый взгляд не имеют ничего общего. Действительно, что может быть общего у увлеченного реконструктора архаичных мифов Германа Вирта и, например, стремившегося гарантировать государственное бытие через внедрение дополнительных правовых норм Хайнца Браувайлера? Что их обоих может связывать с Хартмутом Плаасом, мечтавшем в джунглях мегаполиса о предстоящем закате? И что может быть общего у этих трех писателей с упрямым «крестьянским королем» Клаусом Хаймом? Где был перекинут мостик у Туску — как прозвали Эбергарта Кебеля, который мечтал создать вдали от взрослых автономное молодежной царство? Нордические тайны, министерская бюрократия, салонные деятели, взрывчатка в подполье, крестьянское сопротивление судебными исполнителям, звуки банжо в кругу у костра: как все согласовывается между собой?
Это образы пяти различных групп, на которые делится лагерь «Консервативной революции». Вновь всплывает образ шара. Как человек помещает образы Бога между собой и божественным, так и в «Консервативной революции» возникают определенные образы как знаки продолжительности, обращенные к далеким образцам. Это более близкие образы — в них меньше принудительного обобщения. То, что между «над-образом» и «под-образцами» нет никаких четко структурированных отношений, не может быть удивительным для нашего мировоззрения и того, что мы о нём рассказали. Мы оставим резкие переходы от группы к группе — сглаживание увело бы нас в сторону от описываемой реальности.
В действительности же есть разнообразные реалии. Первые три группы — идеологические движения, не вышедшие на уровень действий. Две последних — сельские активисты и молодежное движение — это активное историческое начало, из которого лишь затем дистиллировалась в качестве дополнения идеология. Движение селян, известное как Ландфольк никак не проявило себя в литературной области, в итоге как бы взяв себе взаймы (нередко даже без приглашения) литературных апологетов, представляющих другие группы. Теперь мы переходим от абстрактных построений к непричесанной истории «Консервативной революции». В итоге мы будем использовать исторические образы для обозначения надисторических явлений.
Мы построили историю на выделении пяти групп. Мы не придумали их названия, а используем употребительные наименования, которые могут быть обобщающими именами этих течений. Пять названий не могут относиться ко всем в равной степени, так как они не предназначены для того, чтобы характеризовать магистральную идею [Консервативной революции]. Тем не менее, у них есть несомненное преимущество — они таят в себе колорит эпохи.
При перечислении этих групп мы будем придерживаться исторического развития. «Фёлькише» отнесены на первое место, так как они единственная из пяти групп, которая перешла без потрясений в наше время из эпохи Вильгельма II. Молодежное движение возникло также накануне Первой мировой войны. Однако его «бюндише» формация возникла после войны, и принципиально отличается от ранних стадий — старых «Перелетных птиц» и некоторое время существовавшей после 1918 года «вольно-немецкой молодежи». Даже группу, которую мы обозначаем как «младокон-серваторы», могла бы указать в качестве предшественников не только деятелей из эпохи вильгельмизма, но даже из XIX столетия, когда предпринимались попытки выработать подлинный, не «реакционный» консерватизм. Однако крушение немецкой монархии неожиданно ставит перед молодыми консерваторами совершенно новые задачи. Этого не случилось ни с «фёль-кише», ни с «бюндише» с их незначительными объединениями. И наконец, «национал-революционеры» и движение Ладнфольк — это новые явления, присущие сугубо для послевоенного периода.
4.2. Первая группа: «фёлькише»
Фёлькише принадлежат к изначальным образцам. Так как эта группа является весьма пестрой и разнообразной, то общим для нее всё же является исторический образ, который она использует для обозначения надисторического явления, что соответственно заметно выделяет её среди других групп. Фёлькише предпочитают обращаться непосредственно к истокам.
Одно из самых удаленных начал — это «раса» — но в данном случае «нордическая раса», существующая наряду с множеством других рас, или же в более редких случаях дуализм светлокожей и темнокожей расы. У других это «германство», которое надо было оберегать от расового и языкового смешения. У третьих это был немецкий «народ», как единая ветвь слитых вместе близких расовых групп. Вместе с тем прокладывался путь от расового «сырья» к «исторически» оформленным учреждениям. Даже отдельное «племя» могло быть образом, позволявшим объяснить происхождение. Но это отнюдь не единственная формация, которая постепенно сужаясь от расы, через народ к племени, использовалась фёлькише для описания происхождения. Так же могло использовать то, что находилось вне человека. Например, это мог быть ландшафт, который формировал человека через «душу ландшафта». Или некоторые виды растений — такие как рожь — которые могли придавать человеку определенную силу. С другой стороны определяющие факторы могли находиться непосредственно в самом человеке. Это относится к теории, которая полагала, что человек определяется не столько расой, сколько используемым им языком.
Выдающийся немецкий социолог Армин Молер (1920–2003) в своем знаменитом эссе «Фашизм как стиль» (1973) исследует проблему типологии фашизма и правого тоталитаризма в целом.Он указывает на однобокость и примитивизм как марксистских, так и либеральных подходов к этим явлениям политической жизни Европы. Общим признаком фашистских режимов Молер называет специфический стиль, определяющий теорию и практику «чумы XX века».
Это история об Уильяме Перкине, который случайно изобрел пурпурный цвет. И навсегда изменил мир вокруг себя. До 1856 года красители были исключительно натуральными – их получали из насекомых, моллюсков, корней и листьев, а искусственное окрашивание было кропотливым и дорогим. Но в 1856 году все изменилось. Английский химик, работая над лекарством от малярии в своей домашней лаборатории, случайно открыл способ массового производства красителей на фабриках. Этот эксперимент – или даже ошибка – произвел революцию в моде, химии и промышленности. Эта книга – удивительный рассказ о том, как иногда даже самая маленькая вещь может менять и иметь такое продолжительное и важное воздействие. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
В книге собраны воспоминания участников Отечественной войны 1812 года и заграничного похода российской армии, окончившегося торжественным вступлением в Париж в 1814 году. Эти свидетельства, принадлежащие самым разным людям — офицерам и солдатам, священнослужителям и дворянам, купцам и городским обывателям, иностранцам на русской службе, прислуге и крепостным крестьянам, — либо никогда прежде не публиковались, либо, помещенные в периодической печати, оказались вне поля зрения историков. Лишь теперь, спустя двести лет после Отечественной войны 1812 года, они занимают свое место в истории победы русского народа над наполеоновским нашествием.
100-летие спустя после окончания Первой мировой войны и начала становления Версальской системы предыстория и история этих событий требуют дальнейшего исследования. Тема книги актуальна и в связи с территориальными изменениями в Центрально-Восточной Европе (ЦВЕ) в конце ХХ века. Многие сегодняшние проблемы берут начало в геополитической трансформации региона в ходе Первой мировой войны и после ее окончания. Концептуальной новизной работы является попытка проследить возвращение имперской составляющей во внешнюю политику России.
Миром правят числа. Все чаще и чаще решения принимают не люди, а математические модели. В числах измеряется все – от наших успехов в образовании и работе и состояния нашего здоровья до состояния экономики и достижений политики. Но числа не так объективны, как может показаться. Кроме того, мы охотнее верим числам, подтверждающим наше мнение, и легко отбрасываем те результаты, которые идут вразрез с нашими убеждениями… Анализируя примеры обращения с численными данными в сферах здравоохранения, политики, социологии, в научных исследованиях, в коммерции и в других областях и проливая свет на ряд распространенных заблуждений, нидерландский журналист, специалист по числовой грамотности Санне Блау призывает мыслить критически и советует нам быть осмотрительнее, о чем бы ни шла речь – о повседневных цифрах, управляющих нашим благополучием, или о статистике, позволяющей тем, кто ее применяет, достичь огромной власти и влияния. «Числа влияют на то, что мы пьем, что едим, где работаем, сколько зарабатываем, где живем, с кем вступаем в брак, за кого голосуем, как решаем вопрос, брать ли ипотеку, как оплачиваем страховку.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.