Конница на войне: История кавалерии с древнейших времен до эпохи Наполеоновских войн - [129]

«Стрелки остановились, стали твёрдо ожидать нападения и, когда русские подошли на 30 шагов, встретили их ружейным огнём. Но эта пальба недостаточно замедлила движение русской кавалерии; в нескольких линиях 16-го стрелкового полка произошло расстройство, и стрелки были оттеснены толпами на французскую пехоту» (65, с. 60).

Лишь поддержка 53-го линейного полка спасла егерей от полного уничтожения.

Тот же метод применили французские кавалеристы под Даннигкове (1813 г.), отражая атаку прусских всадников, но были опрокинуты, несмотря на то, что 1200 французам противостояло всего 400 прусаков (260, с. 310).

Выстрелами из карабинов и пистолетов французские всадники часто вынуждены были защищаться от казаков, которые чрезвычайно редко принимали лобовую атаку регулярной кавалерии. Один из таких случаев вспоминает Ганцауге, служивший в 1813 г. в полку прусских гвардейских улан:

«Полковник Балашов, с полком донских казаков, получил приказание сделать рекогносцировку по направлению к Люшенвальду. Он расположился сначала на бивуак близ дороги, ведущей из Требина, и двинулся потом через Шарфенбрюк и Вальтесдорф. С нашим приближением, неприятельские аванпосты начали отступать и вследствие этого открыли нам пространство к северу и к востоку от Люшенвальда. В этот момент, многочисленный отряд неприятельской кавалерии вышел из города и, в виду войск, начал перестраиваться в глубокую колонну с фланкерами, расположенными только на флангах.

Казаки не могли одолеть своих многочисленных противников, и так как они не подвергались опасности при нападении на них, то и продолжали наступать. Французы двигались рысью, и чтобы воспрепятствовать русским прорваться между эскадронами, плотно сомкнулись и понеслись прямо на центр нашей линии, которая конечно, разомкнулась при этом, чтоб окружить их. Французы, никого не видя перед собой, остановились, но неугомонные противники, рассеянные на их флангах и стрелявшие в массу, в самое непродолжительное время привели их в такое замешательство, что сделалось невозможным исполнять какое-нибудь построение. Казаки вовсе и не думали о том, чтобы своей стремительной атакой разогнать их: они ограничивались тем, что беспокоили их огнём и, употребляя по временам свои длинные пики, производили частные нападения. Между тем, передние ряды французов повернулись лицом в поле: вследствие этого составилось нечто вроде каре, которое начало защищаться огнём из карабинов; и стрельба продолжалась около получаса. Наконец, из-за Люшенвальда показались головы колонн французской пехоты, приближавшейся к месту сражения; затем артиллерия выехала на позицию и, открыв огонь, избавила от опасности целую кавалерийскую колонну» (271, с. 68—69).

В других условиях, при более уместном применении, такая тактика давала и положительные результаты. Ложье рассказывает о том, как при Бородино первый полк лёгкой кавалерии (конноегерский или легкоконный?), атакованный русскими драгунами, разбившись на ряды, встретил противника пальбой, настолько эффективной, что драгуны отхлынули (115, с. 137). Обращаться к этой манере боя командиров часто заставляло очень плохое качество конского состава. Что же касается индивидуального мастерства, то, разумеется, и во французской кавалерии были отдельные наездники-виртуозы.

Любопытные воспоминания оставил некий капитан кирасирского полка (видимо, 3-го), участвовавший в походе на Россию. Имя его неизвестно, поэтому в документах эти мемуары называют «Письма кирасирского капитана». Сохранился рассказ офицера о схватке с русскими казаками.

«Всюду были видны одни казаки. Земля дрожала от топота их лошадей. Но их большое количество не устрашило нас и, если мы спаслись при этой схватке, то обязаны этим не случаю, не счастью, а исключительно только нашей стойкости. Мы отступили в полном порядке. В 3 часа дня гром орудий немного смолк, и неприятель перестал нас преследовать с прежним ожесточением. Я шёл позади полка, который двигался колоннами, и размышлял о том, что сила полка заключается только в его сплочённости».

«В этот самый момент я заметил 4-х казаков, которые грабили фургон шагах в 200 от меня. Вдруг случайная мысль пришла мне в голову и я говорю командиру: «Я хочу доказать, что 4 казака ничего не стоят против хорошего солдата». Я скачу галопом к ним, обращаю их в бегство и преследую шагов 300. Я предложил офицеру, говорящему по-немецки, скрестить свою шпагу с моей. Он поклялся убить меня, но я расхохотался ему прямо в лицу. Я бросился на него и он бежал к своим казакам.

Командир (храбрец!) подскакал ко мне на помощь, но я попросил его удалиться, так как он не был достаточно вооружён для защиты от атаки, которая не замедлит, конечно, состояться. Он послушался меня и отъехал. Когда я увидел, что он уже вне опасности, я, сообразуясь только со своей храбростью, кинулся в середину казаков с тай целью, чтобы они погнались за мной, — я знал, что моя лошадь быстрее их. Врезавшись в их середину, я поворачиваю лошадь и отступаю шагов на 200. Оглянувшись, я увидел, что они растянулись в линию, и расстояние между каждым из них было приблизительно шагов 15. Я быстро поворачиваю лошадь обратно, рассекаю лицо одному из них и не останавливаясь делаю то же самое с другим. Третий спасается бегством. Я преследую его со шпагой в руке, но, к несчастью, моя шпага никуда не годилась и не могла пробить полушубка, надетого на него. В это время остальные казаки окружают меня. Один из них наносит мне удар пикой по голове, пробивает мою каску, она падает, но я ловлю её за султан; в это время получаю другой удар пикой в ногу. Я не почувствовал боли, так я был разгорячён и обозлился только на свою шпагу. Я бросился опять на них в самую середину и в это время подоспели мои ко мне на помощь (так как казаков было уже 15 человек); мы заставили обратиться в бегство и гнали их полверсты, но в это время наступила ночь. В этой схватке я потерял одного из своих друзей — капитана 3-го кирасирского полка, он погиб, так как плохо был знаком с маневрами казаков. Полковник сделал мне выговор и сказал, что я поступил как гусар, так как вся эта схватка служила только для моего удовольствия» (143 ч. 2, с. 100—101).