Конкурс Мэйл.Ру - [47]

— Где моя жена? — спросил я. — У вас есть ордер?

— Голубчик, — сказал капитан Касьянов. — Я понимаю, что законы меняются стремительно, но войти в квартиру без разрешения хозяина, работники УВД могут исключительно имея официальное разрешение прокуратуры, закон этот принят в 2033 году.

Да, я слышал об этом. В свое время в обществе активно обсуждали насильственное закрытие всех скобяных отделов в магазинах страны — властями вводилось обязательное употребление электронных замков, открывать которые работники органов Безопасности могли в ряде случаев — ряд этот был довольно длинный, но злоупотребления случались редко, наказание за них следовало жестокое и незамедлительное. Говорили, что в квартиры с обыском приходили чаще всего в то время, когда хозяева отсутствовали или спали — для того, чтобы застать все вещи на тех местах, где они находятся в момент обыска — спрятать их хозяева обычно не успевали. Я предполагал, что причин для визита органов ко мне, накопилось достаточно много, поэтому не знал, что и думать — надеялся только, что пришли ко мне не из-за трубки Хиппы. Ну, и разумеется, не из-за убийства кавказкой сатанистов. Ну, и хотелось бы, чтобы не из-за Конкурса Мэйл.Ру. И не из-за смерти Ветра. И не из-за его выступления на телевидении. И не из-за преступной, с точки зрения государства, деятельности SolaAvisa. И не… Как бы я ни хотел избежать неприятностей по всем этим причинам, я понимал, что жребий судьбы одну из них мне вытащил.

— Вы не сказали, где моя жена, — напомнил я.

— С ней беседуют на кухне, — ответил капитан Касьянов. — Вам мы тоже хотели бы задать несколько вопросов. Это ненадолго, не беспокойтесь. Если вы правдиво нам все расскажете, то тотчас же будете свободны от нашего присутствия. — он кивнул парню. Тот подошел к тахте и, раскрыв саквояж, вытащил из него какое-то устройство. Я догадался, что это детектор лжи. Он хотел прикрепить его к моему предплечью, но я возразил, что левая рука у меня больна. Если ему так нужно прицепить ко мне эту штуковину, я передвинусь, так и быть, на другую сторону тахты, и пусть крепит ее к правой руке. Так и сделали.

— Что у вас с рукой? — как бы между прочим осведомился капитан Касьянов.

— Поранил, — уклончиво ответил я, — Сильно травмировал.

— При каких обстоятельствах?

— Это относится к теме допроса? — поинтересовался я.

— Мы сами решаем, какие задавать вопросы, — спокойно сказал капитан Касьянов. — И это пока не допрос. Дружеская беседа…

— С детектором лжи, — ехидно заметил я.

— Должны же мы быть уверены, что вы говорите правду, — ответил он, но о своем вопросе не забыл. — Так все-таки, при каких обстоятельствах?

Я понял, что он не отвяжется, и что придется врать. Я мысленно коротко помолился и пошевелился, задев больным плечом подушку. Когда-то я читал, что боль и сбой дыхания могут обмануть детектор лжи, но я не был в этом уверен и не очень представлял, как это можно сделать на практике. Тем не менее, я хорошо умел незаметно на полторы-две минуты останавливать дыхание — этому помогала любовь к подводному плаванию, которым я занимался летом, плавая под водой через Крестовку и другие небольшие речки и каналы, пересекающие острова. Я решил попробовать через раз комбинировать эти приемы — может быть, удастся обмануть устройство увэдэшников.

— Занимался на днях бегом. И меня ранило пулей.

— Кто стрелял?

— Не знаю.

— Как так?

— Ну вот так и не знаю. Это была шальная пуля. Не в меня стреляли.

— Была какая-то перестрелка?

— Нет, ничего такого не было, просто летела одинокая пуля, летела себе, летела, а потом попала мне в плечо, — меня стало слегка заносить, иногда я юродствую, когда злюсь. А сейчас я злился. И я не старался погасить свою злость. Мне казалось, что любое отклонение от нормы может помочь мне обмануть детектор. — Плечо невыносимо ныло, но на всякий случай я еще и перестал дышать. Прибор в руках длинного парня, похоже, зашкаливало, но он воздерживался от комментариев. Вероятно, у них была договоренность дать мне высказаться до конца, а потом сверить мой рассказ с показаниями детектора. Или, возможно, у них была своя система опознавательных знаков, о которой мне не дано было даже догадываться.

— В какое время? В каком месте это случилось?

— Понятия не имею, где-то здесь, на Петроградской. Что-то толкнуло меня в плечо, но я не обратил внимание, когда именно это случилось. Я не знал, что меня ранило.

— Да, возможно, такое бывает, — согласился капитан Касьянов. Но число вы помните?

— Нет, я сильно заболел затем, и даже сейчас не представляю, какое число.

— Двадцать четвертое.

— Два, может, три дня тому назад.

— Вы уверены, что это происходило на Петроградской стороне?

— Да.

— Какой ваш обычный маршрут?

— У меня нет постоянного маршрута — бегу, куда ноги несут.

— Это не сообразуется с системой Купера, о которой вы рассказывали патрульному.

Так, он знал о патрульном. Он знал о сатанисте. Он знал, что меня преследовали. Он знал о системе Купера, о которой я не имел никакого представления, кроме того, что это система бега для стариков и физически немощных людей. Мне надо было срочно постараться уйти в сторону. Не дать ему затянуть меня в скользкие темы. Но его-то цель была как раз разговорить меня на эти темы. Что я мог сделать? Я резко повернулся, надеясь, что опять испытаю болевой шок — и потеряю сознание, умру — все, что угодно, только не отвечать на эти вопросы, которые провоцируют меня рассказать о той ситуации, о которой я не имел ни малейшего права рассказывать. Я испытал острую боль, но, не настолько сильную, чтобы потерять сознание — видимо, рана начала заживать, недаром Хиппа с ней столько возился. Только бы не выдать Хиппу… И что там рассказывает обо всем этом Дашка? Мы обсудили в общих чертах версию моего ранения, но не в деталях. Если Дашку поймают на какой-нибудь неувязке, то легко расколют. Врать она не умеет. Впрочем, давно ли я сам стал привыкать ко лжи?