Конкурс красоты - [17]

— Плохая версия, не убедительная. Ты лучше скажи, что негр этот приставать к тебе стал, а брат вступился. Так правдоподобнее, а главное, объясняет, откуда на ноже отпечатки Степана. Можно еще сказать, что негр здоровенный был. Если он не объявится, то брат твой много не получит. Разве что за ношение холодного оружия. Поняла?

— Нет, — Ксения старалась держаться твердо. — Нож Степка подобрал, когда тот, в маске, убежал. Брат вашу машину позже увидел.

— Ну кто поверит в эту вашу маску, — с досадой сказал милиционер.

— А как насчет того, что вы брата дубинкой избили, а ведь он вам сопротивление не оказывал?

— У него был нож, так что скажи спасибо, что мы его не подстрелили… И, кстати, когда вы насчет маски договорились? В машине?

— Это правда.

— У нас свидетель есть, так что отпираться глупо. Хоть вы с братом и даете одинаковые показания.

— Она же сама признается, что из-за кустов не могла ничего разглядеть!

— А ты — родственница и поэтому в любом случае будешь задержанного выгораживать. И хватит меня морочить. Где Степан живет?

Ксения продиктовала адрес. И вдруг ей в голову пришла отличная мысль.

— Позовите, пожалуйста, капитана Карпова. Он занят делом, которое может быть связано с этим нападением.

— У нас такого нет.

— Он из Баумановского района.

— Карпов? Точно?

— Николай Николаевич.

— Спрошу. Но тебе советую врать поменьше, а то с братом за компанию привлечем.

Милиция, появление которой так обрадовало в первую минуту, стала казаться чуть ли не такой же опасной, как неизвестный преступник. Ксанка никогда себе не простит, если Степку арестуют из-за нее. Нашли тоже врага негров и хулигана. Приезда капитана девушка ожидала в коридоре, а брат в камере предварительного заключения.

Карпов явился только через два часа. Он внимательно выслушал более спокойный и гладкий, но от этого ничуть не более правдоподобный рассказ Ксанки.

— И ты думаешь, что он в черной маске сидел в сквере и караулил тебя у Дома культуры после репетиции?

— Да.

— Ты же не банкир и не авторитет, чтобы устраивать такую охоту. Можно, конечно, сказать, что этот парень — маньяк, но даже полный придурок не станет среди бела дня натягивать маску… Кстати, а как там оказался твой брат? Случайно?

— Нет, он меня последние дни провожает на репетиции и обратно.

— То есть ты хочешь сказать, что кто-то выслеживал тебя, видел, что ты все время ходишь в сопровождении брата и все равно отважился напасть? Я скорее поверю в негра.

Вдруг дверь в кабинет распахнулась, и в помещение семенящей походкой вошел толстый подполковник.

— Прошу, она здесь, — отвесил он двери полупоклон.

На пороге показалась сухощавая фигура в дву бортном костюме, с таким набором орденских колодок, что позавидовал бы любой маршал. Даниил Иванович не торопясь вошел и остановился перед правнучкой. От домашнего дедушки не осталось и следа, Ксанка невольно подобралась на стуле, ожидая какой-нибудь воен ной команды.

— Второго приведите, — сказал Ларионов.

— Есть привести, — подполковник выкатился из кабинета.

— Познакомься, дедушка, — чтобы заполнить паузу, сказала уже пришедшая в себя Ксения, — это капитан Карпов.

Николай Николаевич невольно приподнялся.

— Он Степку «приголубил»? — сверля милиционера глазом, спросил Даниил Иванович.

— Нет, другой.

— Тогда ладно, — грозный старик отвернулся, и Карпов понял, что пронесло. — Пошли.

Дед Даня развернулся и вышел в коридор.

— До свидания, — Ксанка выскочила из кабинета вслед за ним. Она засеменила за ним, впервые почувствовав власть, которую, оказывается, мог олицетворять прадед. И про орденские колодки она раньше думала, что это от юбилейных медалей. Похоже, это не совсем так.

Навстречу им уже двигался подполковник со Степкой, тот шел, свесив голову. Милиционер увидел Ларионова-старшего и остановил парня за локоть.

— Задержанный доставлен! — отрапортовал он.

— Можете идти, — сухо кивнул дед, а правнук поднял голову, не веря своим ушам.

— Дедушка?

— За мной, шагом марш! — Даниил Иванович отстранил Степку и широко зашагал дальше.

— Во — влипли, — шепнула Ксанка. — Ну теперь он нам устроит!

— Все равно, я предпочитаю домашний арест, — сказал Степан на пороге отделения, не без тайного расчета на свое положение дедова любимца.

14

— Алло, Шварц?

— Да, слушаю.

— Привет, это Гвоздь.

— Здорово. Что так поздно?

— Дело есть. Подходи завтра к нашей скамейке к полдвенадцатому.

— Вечера?

— Зачем? Утра, конечно.

— У меня занятия в колледже. Попозже нельзя?

— Шварц, не было бы нужно, я бы вообще тебе ночью не звонил, понял?

— Понял. А зачем?

— Я ж тебя не спрашивал, зачем тебе деньги были нужны, — зло сказал Валька. — И не базарь по-пустому.

Гвоздь позвонил ночью, во втором часу. А с утра все-таки пришлось тащиться на занятия. Витя отсидел первую пару, совершенно не понимая, о чем талдычит преподаватель. С какой целью позвал его Валька? Что это за дело, которое нельзя отложить на час? Понятно только, что пришла пора отрабатывать свой долг. Не деньги, которые Гвоздь простил, а то чувство благодарности, которое он должен был по идее испытывать к доброму Вальке. Японцы это чувство называют «гири». В силу российского, а не японского воспитания Витька испытывал не благодарность, а досаду. Получается, что долг его, перекочевав из области денег в область чувств, стал безразмерным. Его нельзя измерить, а значит, и отдать. Не ошибся ли Виктор, когда согласился на прощение? Если бы удалось настоять на еще неделе… Не удалось, Валька знал, что делает. Может быть, даже с самого начала решил повесить на него эти гири. Ведь чем-чем, а добротой Гвоздь точно не славился.