Конклав ночи. Охотник - [25]

– Запомни, Родя: высшие, даже такие инвалиды, как я, вовсе не вурдалаки. Те жалкие твари, те ходячие трупы, что боятся солнечного света и воняют мертвечиной, – они упыри. А мы – антиупыри. Антивампиры. Неизмеримо высшие существа по отношению к презренной, вечно голодной падали. И по отношению к людям тоже. Мы даже появляемся абсолютно иным способом, чем низшие. Они кусают, чтобы дать начало потомству. Мы же, напротив, вкушаем тело родителя, как вы вкушаете в церквях тело Христово. Низшие – мертвы. Мы живы. Мы горячи, мы полны чувств. Мы сотворили вашу историю, мы творим ваше настоящее, за нами – ваше будущее, Родя. И ты в этом еще убедишься.

– Аллилуйя, – проговорил я и добавил: – Знаешь, Кирилыч, этот твой вампирский пафос такое унылое говно, что аж зубы сводит. Давай-ка без него. Прочитай лучше что-нибудь забавное.

Он нахмурился, пожевал губами, а потом бесшабашно мотнул головой:

– Наверное, ты прав. В том смысле, что рассыпать жемчуга перед кабаном – нелепая затея. Ну слушай. – Он снова развел руки, обратил лицо к небесам и заговорил: – «…Знаю, знаю, сколько б ни осталось – не лететь, хотя бы проползти, – темная, нездешняя усталость ждет, зараза, на конце пути. Знаю больше: разве сядут пчелки на цветок, где кончилась пыльца? Вот и не придут ко мне девчонки на конце пути – Пути Конца…»[1]

* * *

Было пасмурно, с неба сыпалась водяная пыль. И – ни ветерка, чтобы развеять ненавистную для всякого охотника на упырей хмарь. Погоду хуже просто трудно вообразить. Я туго затянул пояс и под горло застегнул свой кожаный, порыжевший от старости плащ, но все равно зяб. Видимо, организм чувствовал, что с плащом придется расстаться, – плащ только сковывал движения. Портупея с оружием и ранец с Книгой были у меня надеты под ним.

Полянка, определенная для рандеву с Рыковым, представляла собой неправильный четырехугольник двадцать на сорок метров. С трех сторон ее охватывали густые заросли осокорей и ольхи, с третьей, наименьшей, открывалась настоящая топь. Там громоздились разномастные кочки, возвышались гнилые стволы березок, а чуть дальше – поблескивали торфяной водицей «окна». Дна у них не было.

Отыскав в кустарнике неподалеку сухое и довольно толстое поваленное дерево, я велел Ирине сесть на него и ждать. Думать о том, что подполковник сумеет почуять ее запах, я себе запретил. Перед делом – никаких сомнений. К тому же болотные испарения, полные сероводорода, – достаточно вонючая штука, чтобы перебить запах женского тела. А парфюмерией по моему распоряжению она сегодня не воспользовалась.

– Мне кажется, здесь есть комары, – проговорила Ирина, когда я уходил. – Может быть, разрешишь использовать хотя бы «Комарэкс»?

– Сейчас конец августа, красавица, – сказал я. – Насекомых нет. Да и не странно ли жене настоящего кровососа бояться комаров?

Она захихикала.

Мне пришлось погрозить ей пальчиком.

Рыков пришел ровно в двенадцать, хоть часы проверяй.

– Для чего ты взял сюда саблю, Родя? – спросил подполковник, приближаясь и протягивая для пожатия руку. – Камыши рубить? Или опасаешься нашествия ночных?

– Ага, – сказал я. – Вроде того.

– Так ведь сейчас день.

– И впрямь, – сказал я. Затем крепко сжал ладонь Рыкова в правом кулаке, а левым, с надетым кастетом, ударил подполковника в висок.

Он охнул и повалился ничком. Я снял кастет, спрятал в карман штанов, вытянул из ножен шашку. Примерился по лежащему телу – и с маху рубанул. Потом еще раз. Шашка, на исходе движения воткнувшаяся в топкую почву, чавкнула. Потом я стянул с себя плащ и набросил на тело. Обернулся к кустам, где скрывалась Ирина:

– Выходи, красавица. Подполковника Синей Бороды больше нету.

Она вышла. Бледная, ссутулившаяся, но губы решительно сжаты и руки-ноги не трясутся.

– Уже все? Он мертв? Совсем?

– Ну, основная работа сделана. И, смею утверждать, сделана хорошо. Для того чтобы докончить дельце, надо вырезать ему кое-какие внутренние органы, отхватить кое-какие наружные и выбить зубы. Тогда – точно крышка. Инструменты нужны?

– Какие инструменты?

– Кусачки, скальпель. Молоток. – Я посмотрел на Ирину в упор. – Ты ведь не просто так хотела присутствовать во время кончины муженька. Собиралась стать высшей. Разве нет?

– Да, – сказала Ирина с вызовом.

– Что и требовалось доказать. Приступай. – Я снял с плеч ранец, пошарил в кармашке, выудил кривые садовые ножницы, складной нож – и протянул ей.

– А ты, Родион… Ты не можешь сделать это для меня?

Покачав головой, я бросил инструменты поверх плаща и сделал шаг назад.

– Потроши сама, красавица. Если б ты собиралась въехать на моем горбу в рай, я может, и не возражал бы. Но в ад – уволь.

– А что у тебя еще в сумке?.. – спросила она с фальшивым интересом.

Ирина явно тянула время, дожидаясь чего-то. Или, скорей всего, дожидаясь кого-то. Но играла сегодня стократ паршивее, чем во время нашей первой встречи. Все-таки зрелище казни супруга – не самое лучшее успокоительное средство. Даже для такой крепкой особы.

– В сумке у меня то, за чем пришел Рыков, – сказал я нарочно погромче. Пусть тот, кого мы ждем, услышит наверняка. – Книга Рафли.

– Да не может быть! – раздался мужской голос.