Конго глазами художника - [38]

Я посоветовал Кинтагги держаться в сторонке — на случай, если судья еще не уехал. Нгомо, как жителю этого района, нечего было опасаться.

Кимба не только своими размерами производила впечатление районного центра. Белыми стенами выделялось здание государственной школы, я заметил немало железных крыш, магазины, веерные пальмы окаймляли длинную аллею. На деревенской площади плотная толпа обступила два «леидровера» с флажком Конго на крыле. Кинтагги и Нгомо бросили меня на произвол судьбы, юркнув в проулок между домами. Я был только рад этому.

Толпа расступалась, и мне оставалось лишь шагать к центру площади. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Тут идет официальная процедура, и вдруг, совсем некстати, являюсь я. Черт бы побрал идиотское преимущество, которое дает мне моя белая шкура!

Над площадью не очень внятно звучал чей-то голос. Недобрый, угрожающий — лучше не перечить! Говорил тучный человек с блестящим от очков и пота лицом. Он гнулся, будто лук, покачиваясь с пяток на носки, и поминутно вытирал шею белым носовым платком. На нем были белые гольфы, черные ботинки, шорты и френч с застегнутыми накладными карманами. Сразу видно человека, привыкшего много ездить в машине и сидеть в мягких креслах.

Увидев меня, оратор оборвал речь на полуслове. Позади него, прислонившись к машине, стояли особняком от толпы двое, один в мундире с портупеей и полицейской фуражке французского стиля, другой в шортах и рубахе навыпуск, на голове огромная панама. Человек в панаме опирался спиной на крыло машины, сложив руки накрест. Капот был заставлен пустыми пивными и винными бутылками. Видно, здесь царило веселье, но с приближением заката настроение стало падать.

Я подошел к оратору и попросил извинить меня за то, что помешал. Так уж вышло, я не нарочно.

— А кто вы такой? Что вы тут делаете? Я префект Майямы.

Он почти кричал. Ничего, это лучше, чем если бы он лебезил… Я объяснил, что я художник, живописец, хожу по деревням, собираю впечатления и изучаю народ.

Вдруг я заметил, что меня не слушают. Человек, назвавшийся префектом, отошел к машине и наполнил пивом огромную кружку. Пена стекла с нее ему на руку.

— Держите, вам, наверное, хочется пить. — Он подал кружку мне. — Это мой супрефект. — Жест в сторону панамы. — А это начальник полиции.

— Живописец, — словно запоздалое эхо пробормотал человек в панаме и вдруг приосанился. — Тогда ты должен написать портрет моей невесты. Вот она.

Он обежал вокруг машины и вытащил оттуда испуганную полуголую девчонку.

— Разве не хороша? Какие глаза, какая грудь, какое тело!

Взор его умилился, и он облапил свою девушку. Обо мне он уже забыл.

Начальник полиции явно чувствовал себя неловко. Он был совершенно трезв.

— Бонжур, мосье. Мы тут разбираем один спор. Как вы сказали? Вы живописец, ходите по деревням?

Он испытующе поглядел на меня с недобрым вниманием.

— И откуда же вы идете?

Я объяснил, что поселился в Занаге, в протестантской миссии. И чтобы отвлечь его внимание от моей персоны, принялся критиковать положение в деревнях… Дескать, не мешало бы властям открыть побольше диспансеров и школ. Местами до ближайшего врача несколько дней пути, пока больного доставят, глядишь, уже поздно.

Начальник полиции терпеливо выслушал меня, но не дал себя провести.

— Да-да, мосье, это верно, здесь еще многое предстоит сделать. Но если вы из Занаги, может быть, вы мне покажете паспорт или другой документ?

Так я и знал… А впрочем, что особенного случилось? Удостоверение личности, паспорт — подумаешь! Я же не преступник. Забыл паспорт — так ведь с кем не бывает. Я напрасно трушу. Кинтагги пришлось бы хуже, чем мне, он рисковал на несколько месяцев угодить в тюрьму. Хорошо, что он вовремя улизнул.

— Паспорт? — небрежно обронил я. — К сожалению, я оставил его на миссионерской станции, Я не ожидал, что так далеко заберусь.

Тут бы мне и остановиться, но я продолжал нанизывать аргументы, упиваясь собственной находчивостью:

— Да мне как-то не пришло в голову, что Майяма относится к другому уезду. А то бы я, конечно, взял пропуск в префектуре.

Э, кажется, я слишком рьяно напираю на то, что не могу удостоверить свою личность… Как бы не вызвать подозрение! Я осекся, окончательно смешался и покраснел. Подозрительность начальника полиции явно росла, и он смотрел на меня все более грозно. Мысленно я уже видел себя сидящим в грязной тюрьме в Майяме.

— Не может быть, мосье, чтобы у вас при себе не было хоть чего-нибудь, подтверждающего, кто вы такой.

Он глядел на меня как человек, милостиво бросающий круг утопающему. Я знал, что в моих карманах ничего нет, кроме земляных орехов, трубки и табака, но почему не поискать хорошенько, это только подтвердит мою искренность! Я приступил к тщательному поиску, делая вид, что не сомневаюсь в успехе. И когда был вывернут наизнанку последний карман, я изобразил предельное недоумение.

— Это надо же! Что значит, не повезет так не повезет. Я всегда что-нибудь ношу с собой…

Что именно, я впопыхах не смог придумать. Метка «С. С.» на моих трусах вряд ли могла меня выручить. Префект, который до тех пор стоял с безучастным видом, теперь оживился.