Конфлизм - [53]

Правда, воспользовался душем только Петрович, в силу комплекции сбросив «три слоя пота», как он жаловался.

По традиции, собрались после обеда у Феофанова, чтобы обсудить впечатления каждого и уложить их в единое прокрустово ложе вывода. Обсуждение затянулось, потому что видения, посетившие сотрудников лаборатории, оказались разными. Объединяло их лишь одно обстоятельство: присутствие в каждом случае «оси времён» – тоннеля или «минарета», олицетворявших собой основной хронопоток, пронизывающий людей, здание института, город, планету, звёзды и всю Вселенную. В зависимости от воображения зрителя тоннели виделись сооружениями разной сложности, формы и размеров, но это не имело особого значения, поскольку смысл появления тоннелей мог быть только один: время было «вморожено» в психику людей с момента рождения Вселенной как изначальный артефакт глобального движения материи.

Самыми интересными эпизодами седьмой квинтики поделились Римма и Тимофей.

Кандидат наук, переживавшая вторую молодость вслед за первой зрелостью (что и соответствовало порогу в шестьдесят лет), побывала на Гавайях, в джунглях Мадагаскара и на Луне. Она оказалась единственной, кто вырвался за пределы Земли, хотя предполагалось, что развёртка семерки должна была запустить экспериментаторов далеко в космос.

Ситуацию попытался объяснить Феофанов, допустив снижение масштабов передвижения наблюдателей в пространстве.

– Налицо эффект Паркинсона, – сказал он. – Снижение максимума ожиданий при минимуме надежд. С другой стороны, вырисовывается интересная тенденция увеличения дальности воздействия при расширении диапазона квинтик. Есть возражения?

– Я был чёрт знает где! – с досадой сказал Петрович. – Может быть, и не на Земле, но доказать не смогу. Жаль, что мы там голые, как в бане.

– Действительно, почему нас всех разбросало по разным районам Земли? – спросила Тамара, позаботившаяся, чтобы у коллег был свежий кофе. – Ведь мы все сидим в одной лодке, как говорится. Значит, должны попадать в одну и ту же точку пространства.

– Всё просто, – сказал Валентин Сергеевич. – Расширяющаяся квинтика добавляет несколько полевых векторов, срабатывающих от наших внутренних настроений и энергий. Вот нас и разнесло по разным берегам.

– Неужели мы такие разные? – огорчилась Тамара. – Находимся ведь в одинаковых условиях.

– Но энергетика у каждого из нас разная, а развёртка квинтик дело тонкое.

– То есть мы не сможем контролировать переходы в другие места?

– Не знаю, не пробовал. Как говорят японцы: сёганай.

– Переведи, – потребовал Петрович.

Валентин Сергеевич озабоченно пригладил волосы на затылке.

– Прямого перевода не знаю, но смысл таков: не пытайтесь изменить то, что вы не контролируете.

– В точку.

– Но мы с Тимом, – Руна взглядом попросила Тимофея поддержать её, – с Тимофеем Архиповичем, смогли же управлять перемещением в тоннеле. Выходит, надо лишь объединить намерения?

– Этот ваш вояж действительно даёт много пищи для размышлений. Путешествовали по хроноперпендикулярам только вы с Бодровым. Я, к примеру, ни разу не смог пройти в тоннель, да и сам поток ощущал скорее как башню, а не как трубу, уходящую в бесконечность.

– У каждого свой запас воображения, – философски заметил Петрович. – Я тоже был только снаружи.

– И я, и я, – раздались голоса обеих женщин.

– Ты мне всегда казался подозрительным, – добродушно осклабился толстяк. – Есть в тебе какая-то неординарность.

– Не замечал, – смущённо шевельнулся Тимофей.

– У Тима просто такая нервная система, – заступилась за него Тамара. – И мир он воспринимает тоньше, чем многие из нас.

– Ну-ну, назови его ещё экстрасенсом.

– А что? Может, он и экстрасенс.

– Великолепная характеристика для кандидата физико-математических наук, – засмеялся Валик. – Не хочешь целителем подработать?

Тимофей поймал оценивающий взгляд Руны, хотел было перевести разговор на другую тему, но за него это сделал Феофанов:

– Заканчиваем коллоквиум, леди и джентльмены. Бросьте все силы на анализ полученных данных. Если удастся точно рассчитать параметры развёртки семёрки, проведём следующий эксперимент завтра утром. Потом с большой вероятностью нас закроют.

В помещении стало тихо.

На лице Мирона Юльевича скрестились пять пар взглядов.

Он грустно улыбнулся.

– В администрацию института поступило больше сотни жалоб на негативные переживания сотрудников и жителей окружающих районов и продолжают поступать. Нам придётся искать принципиально новый формат защиты «мерина» от усиливающихся вакуумных осцилляций.

– А если не найдём? – осведомился Петрович.

Феофанов развёл руками.

– Боюсь что-либо предугадывать. Может быть, работать дальше в том же направлении мы уже не сможем. Воздействие инвертора на психику людей оказалось непредсказуемо сильным.

– Лабораторию закроют?

– Наверно.

– А нас куда? – спросила Римма.

– Рассуют, – мрачно проговорил Валентин Сергеевич.

– Лишь бы не по тюремным камерам, – скривил губы Петрович.

– Оптимист ты, однако.

– Продолжайте работать, – сказал заведующий лабораторией.

Разошлись по рабочим местам.

Руна начала приводить себя в порядок, хотя, на взгляд Тимофея, это было не обязательно.