Конфлизм - [14]

– Теоретически?

Тимофей улыбнулся.

– Всё начинается с теории, которая и должна уравнять шансы и создать правильную концепцию реальности. Но идём дальше. После того как Вселенная разрослась до гигантских масштабов, она начала остывать. При возрасте в десять в минус сорок третьей степени секунды десятимерная Вселенная распалась на четырёхмерную и шестимерную.

– Подожди, – остановила лектора Руна. – Голова кружится, ничего не соображаю. Почему четырёхмерную и шестимерную? Ты же говорил о трёх.

Тимофей подал ей стаканчик остывшего кофе.

– Хлебни, всё объяснимо.

Руна послушно сделала несколько глотков.

Он сделал то же самое.

– Пакеты четырёх и шести струн вели себя по-разному. Шестимерный остался на какое-то время постоянным, а четырёхмерная часть Вселенной продолжала стремительно расширяться. Когда ее возраст достиг десяти в минус тридцать пятой степени секунды, разрушилось взаимодействие Великого объединения: сильное отсоединилось от слабого и электромагнитного. Крошечный в начале расширения пузырёк Вселенной увеличился в десять в пятидесятой степени раз и стал, по сути, нашей видимой трёхмерной Вселенной.

– А остальные шесть сил? Э-э… измерений?

– Остались вмороженными в ткань расширяющегося, хотя и не такими темпами, пространства, не изменяясь. По сути, нас пронизывает неисчислимое количество структур Калаби-Яу – свёрнутых измерений, но мы их не чувствуем, подчиняясь законам трёхмерного континуума, по причине малости структур.

Руна залпом допила кофе, не ощущая его температуры. По её глазам было видно, что женщина потрясена.

– Значит, вы пытаетесь развернуть… сделать «кесаря»… измерениям внутри нас?

– Вроде того.

– А это не опасно? Что, если мы сгорим при развёртке?

Тимофей снисходительно улыбнулся.

– Эти измерения заполняют всю Вселенную. Мы же «кесарим» локальные частички вне наших тел.

– Вот я и подумала, что, если начнётся цепная реакция и мы все, – Руна фыркнула, – развернёмся?

Тимофей открыл рот, собираясь возразить, и закрыл.

Эти опасения существовали у него в начале пути, когда он только начинал расчёты процессов фазового перехода при развертке, но Феофанов убедил его, что цепной реакции не будет, для этого нужны совсем другие энергии, чем те, какими располагает лаборатория. И всё же сомнения остались, тем более последний эксперимент с кесарем четвёрки распространился не на объём камеры, а гораздо дальше.

«Чёрт!» – произнёс он внутрь себя с расстроенными чувствами. И ведь не поспоришь без дополнительных расчётов!

– С момента развёртки трёх измерений прошло тринадцать с лишним миллиардов лет, но никаких цепных реакций «кесаря» мы не наблюдаем даже при взрывах квазаров. Поэтому я уверен, что опасности нет.

– Дай бог! – усмехнулась Руна, глянув на часы. – Хотя вряд ли вы… ты уверен в этом стопроцентно. Кстати, именно этот процесс цепного распада и можно было бы применить при создании оружия. Нет?

Тимофей озадаченно глянул на поднявшуюся с места женщину. Мелькнула мысль: она не только чертовски красива, но и дьявольски умна!

– Вы знаете…

– Ты.

– Ты знаешь, – поправился Тимофей, – я сейчас же попробую посчитать.

Руна засмеялась. Её грудной смех был неподражаем.

– Только не сейчас, едем ужинать.

На душе стало легко.

Забыв о страхах, он поспешил выключить аппаратуру лаборатории и поставить помещение на охрану.

Глава 5

Москва. 27 июня

Работа начала потихоньку доставать.

Первое время, то есть год назад, Грубин ещё относился к ней спокойно, считая необходимой частью исполнения законов России, особенно касающихся долгов граждан, накопленных незаконным путём. Удовлетворения, однако, он не получал и тогда, заявляясь к должникам в качестве судебного исполнителя и требуя возврата порой немалых сумм. Но в последние месяцы всё чаще приходилось сталкиваться с нищетой должников, пытавшихся как-то выжить в «самой справедливой стране», по мнению ведущей правительственной партии, и выдерживать тоскливые взгляды людей, которым просто не на что было жить, стало невмоготу.

Обычно он отправлялся с визитами к должникам вместе с напарником Витей Кислицыным, тихим сорокапятилетним инспектором, редко высказывающим своё отношение к творящимся в стране чудесам в образовании, медицине или цифровизации. Однако в это утро двадцать пятого июня Кислицын заболел и Валере пришлось отправляться на работу вместе с Борисом Шмагой, прозванным в учреждении Быком. Он и выглядел как бык: крупнотелый, с глыбистой головой, с мясистым набрякшим лицом, усики на котором «а-ля Гитлер» казались неуместными, толстопузый и широкозадый. Не хватало лишь рогов на плешивой голове. Насколько знал Грубин, Быка никто из комиссии приставов не любил, но у того были высокие покровители в украинской диаспоре российского правительства, и руководство судебных исполнителей предпочитало не замечать его грубости.

По первому адресу – улица Братьев Карамазовых пара выехала ещё утром и провела в квартире должника, точнее, должницы – женщины, взявшей кредит тридцать тысяч рублей и не вернувшей деньги банку вовремя, всего десять минут. Владелица двухкомнатной квартиры и мать троих детей, жившая без мужа, пообещала заплатить долг в течение недели, и Грубин ей поверил. Люди с такими лицами: чистое, светлое, горькая складка губ, виноватая полуулыбка, – не лгали. Просто эта сорокалетняя вдова, работающая на двух работах сразу (она сама рассказала обо всём), не рассчитала свои силы, а кредит взяла не на яхту или автомобиль, а на замену старой стиральной машины.