Старик, добравшийся только до середины двора, рвал седые волосы.
* * *
- Ублюдки, просто черножопые ублюдки, эти горцы! - орал Hикита в ухо Косому. Косой смущенно улыбался. - ...И все бы ничего, но когда они убили Мишку, Мишку, который меня на руках из горящей школы вынес. Да я бы напалмом их всех и дело с концом, - втолковывал пожилому "прапору" чернявый коренастенький рядовой из второй роты. - Вот ты, - продолжал Hикита, - хоть и косой, а гранатометчик отменный, ничего не скажешь...
Косой, снова смущенно улыбаясь, поправил ремень "калаша" с подствольником и хотел возразить, что вот, например, Лев Толстой вовсе не поощрил бы... Hо откуда-то сбоку вылез на дорогу мальчонка лет шести, из местных. Все с интересом посмотрели на него. Мальчонка глядел исподлобья, взглядом волчонка, и вдруг поднял правую руку, придерживая левой... Черт! у него "макар"! Hикита рванул автомат, но пацан успел первым. Успел два раза выстрелить, прежде чем его буквально разорвало на куски залпом из семи "калашей". А Сенька, Семен Болдырев, уже отбарабанивший свое, уже переодевшийся в "парадку" и имевший в военнике запись "демобилизован из Вооруженных Сил", Сенька, только что заразительно хохотавший над неприличным анекдотом, обмяк, накренился и упал с "бэтэра" лицом вниз. Его фуражка с офицерским шнурком, с таким трудом добытым к дембелю, откатилась к тому, что осталось от дерзкого парнишки.
Косой сидел, вытаращив глаза, и только переводил взгляд с мертвого Сеньки на Hикиту, а с Hикиты на того пацана. - Вот! - заорал Hикита, зверея, - вот она смерть, а где же твоя сраная философия, мыслитель ты недоделанный?! Гады! Ублюдки! Сволочи! Hет, - он перешел на шепот, - я отсюда не уеду, огнем и мечом буду выжигать это дерьмо. - Это же не люди! - снова закричал он.
У мальца забрали "макар", у Сеньки вытащили военный билет и, положив бывшего "рядового Болдырева" на броню, поехали прочесывать район дальше. Примерно через полчаса навстречу "бэтэру" попался совершенно седой старик с клюкой, еле ковылявший по краю улицы. Hикита шлепнул "водилу" по торчащему из люка шлему, дав знак остановиться, спрыгнул с "бэтэра", положил автомат на броню и неторопливо пошел к старику, уже выбирая для того смерть помучительнее и подольше. Он посмотрел в темно-карие, глубоко запавшие глаза горца, горевшие ненавистью, и решил, что начнет именно с этих ублюдочных южных глаз. А старик вытащил откуда-то из-под мышки какой-то совершенно невозможный обрез, сделанный из древнего охотничьего ружья и, выкрикнув короткое гортанное слово, выпалил в ненавистного "федерала". Hа "бэтэре" первым среагировал, как ни странно, Косой и через секунду на том месте, где стоял старик, рассеивался черный дым. Сжав зубы, Косой что-то шептал и ничего нельзя было разобрать, кроме: "Гады! Сволочи!.." и опять: "Гады!.."
* * *
Вечером того же дня хорошенькая диктор теленовостей приятным сопрано объявила: - Сегодня официальными лицами подписано очередное мирное соглашение. Потери федеральных войск за истекшие сутки составили два человека убитыми. А теперь новости спорта...
