Конечная – Бельц - [15]

– Пьеррик, ради всего святого, сделай потише!

– …

– Что стряслось?

– Ничего.

– Ты на себя смотрел? Ты выглядишь так, будто тебя поезд переехал. И пивом несет за километр.

– Ерунда… Немного поспорили.

– Немного поспорили? У тебя сломан нос. Рубашка вся в крови.

– Хватит уже! У меня ничего не болит.

– Не болит, потому что ты нагрузился по самый край, вот и не чувствуешь, что у тебя от носа ничего не осталось.

– Ну и ладно.

– Ничего не ладно. Мне уже осточертело, что ты постоянно бухаешь и превратился в алкаша. Если ты думаешь, что это решит твои проблемы, то…

– Проблемы? Какие проблемы?

– Что значит – какие? Те, что у тебя в голове, мой дорогой. Те, что ты постоянно в ней прокручиваешь. Я же вижу, в каком ты все время настроении.

– Сейчас у меня все отлично.

Пьеррик говорил на повышенных тонах, потому что по существу ему нечего было ответить жене.

– А я тебе скажу, почему у тебя депрессия. Ты сам в этом виноват. Не можешь взять себя в руки.

– Что ты несешь, старая ведьма? Хорош языком трепать…

Пьеррик поднялся на ноги. Тереза стояла перед ним, лицом к лицу.

– Чего-чего? Языком трепать? Ты что, совсем ничего не понимаешь?

– Да замолчи ты, устал я уже все это слушать.

– А я? Ты думаешь, я не устала? Ночами не сплю. Так и представляю себе, как ты пойдешь и бросишься в воду…

– Ага, брошусь. Как же…

– Ходишь смурной. Говорю тебе, ты болен. Стал диким, злым. И напиваешься через день.

– Все, ты закончила? Как же я от тебя устал! – взревел Пьеррик. – Не доводи меня, слышишь!

– Это ты меня уже довел. Не понимаю, почему я должна все это терпеть.

У Пьеррика не было сил спорить с женой. Он отступил на кухню.

– Как мне все надоело! Надоело! Слышишь? Ты жалуешься на судьбу: рыбы нет, ты зарабатываешь меньше, чем другие, солярка подорожала… Что там еще? Да ты пошел вразнос. Возвращаешься, как бродяга, в час ночи, а ведь тебе в четыре утра вставать. У тебя окончательно крыша поехала, Пьеррик!

– Ты заткнешься, в конце-то концов? – заорал Пьеррик из кухни, гремя крышками от кастрюль.

– Во что ты превратишься, если будешь лезть в драку с первым встречным и сопьешься? Хочешь стать таким, как Папу? И валяться в канаве? А я – что мне-то делать?

Пьеррик, держа в руке сковородку, стоял на пороге кухни. Багровый от гнева. Тереза, захлебываясь слезами, бросилась на него и стала молотить кулаками по его животу и груди:

– Что с нами будет? Что с нами будет?

Пьеррик не шевелился. Он почти не чувствовал ударов, которыми осыпала его жена. Как если бы она лупила кита. Тереза в припадке ярости продолжала колотить мужа, пока не завопила, когда он ее оттолкнул. Она снова бросилась на него, но налетела на чугунную сковородку, которую он не отставил. С разбитыми в кровь носом и бровью она испуганно пошатнулась и упала, держась за лицо. Пьеррик ошалело стоял над ней, а она кричала, заливаясь кровью. Потом взял на кухне тряпку, бросил ее Терезе и пошел спать.

Пьеррик любил жену. Он всегда ее любил. Даже когда жизнь стала тяжкой, ремесло – неблагодарным, а море – злой мачехой. Он до сих пор ее любил. И ударил ее не он. Не он, а какая-то сила внутри его, которая питалась его несчастьями и велела взять в руки эту сковородку. Кто поверил бы таким бредням? Тем не менее это была правда. Проклятая рыба. Проклятый остров. Беспросветная жизнь всем им выела нутро. Укладываясь в еще теплую после Терезы постель, Пьеррик знал, что ночь будет короткой; он что было сил боролся с наваливающимся на него сном, потому что знал, что тот сулит одни лишь кошмары. Когда Тереза отложила мокрое холодное полотенце, которое держала на месте ушиба, и поднялась наверх, Пьеррик спал, а на лице его застыл ужас.

* * *

Они шли в полумраке по крутой служебной лестнице. Драгош оступился и навалился на Дино, но его тут же подхватил своей огромной волосатой лапой Марин, который не спускал глаз со своих спутников. В долю секунды двое мужчин схватили Драгоша за горло и прижали к стене.

– Все в порядке, я просто поскользнулся, – запротестовал тот.

Дино и Марин не сразу ослабили хватку, но чуть погодя все трое продолжили спуск по лестнице. Даже не почесались лампочки вкрутить, ворчал Драгош, внимательно глядя под ноги.

«Белый волк» считался одним из лучших ресторанов в Бухаресте. Иностранные путеводители лестно отзывались о его продуманном интерьере – красный бархат, медные светильники – и меню на основе французской и румынской кухни. Заведение посещала избранная публика: румынские бизнесмены, сделавшие состояние на строительстве и информационно-справочных услугах, знаменитости, политики… У мэра Бухареста Адриана Видяну был там свой столик; туда регулярно захаживали члены парламента; и книга почетных гостей на столике у входа была горделиво раскрыта на странице с отзывом и дружескими пожеланиями президента Бэсеску. Хозяин ресторана Йонуц Лупу[3] процветал благодаря туристам из Германии, Венгрии и России. Правда, доход от рагу из белых грибов по-трансильвански и цыпленка по-баскски был более чем скромным по сравнению с прибылью, которую ему приносило изрядное количество акций самых разных предприятий.

Попасть в «Белый волк» можно было двумя способами. Первым Драгош пользовался не раз: нужно было только прийти в самых дорогих шмотках, взяться за тяжелые золоченые ручки, толкнуть дубовую дверь с фацетными стеклами, устроиться у бара и потягивать французское вино, закусывая тоненькими ломтиками салями и ожидая, пока встречающая посетителей приветливая девушка, которую можно без церемоний ущипнуть за попку, не отведет тебя за столик. Другой способ – это когда двое громил будят тебя среди ночи, дают тебе пару минут на то, чтобы натянуть штаны, потом тащат по служебной лестнице в подвал ресторана.