Конец "Зимней грозы" - [48]

— Ибрагимов! — подхватила Софья Григорьевна. — Это он вроде сказал, что жизнь человека складывается из тех немногих дней, которые невозможно забыть. Остальное — небытие. Емкая мысль!

— Да, верно! — подумал вслух Кочергин. — Тогда здесь каждый день равен иному году!

— М-да-а! — Бережнов с досадой бросил недокуренную папиросу в снег. — Пойдемте, пора начинать. — А вот и Орлик бежит! — первым заметил он спускавшегося в балку лейтенанта. — Наконец-то!

— Товарищ подполковник! — выскочил вперед Козелков. — Есть у меня один тактический план…

— Что еще? — неохотно отозвался Бережнов.

— Немец последние наши танки пожгет! Отвлечь надо его. Мы с подполковником, заместителем комбрига, придумали, как…

— Не тяни!

— На южной окраине Кумского сарай остался, — зачастил Козелков. — Оттуда поселок вниз идет. Видать сверху, где танки, где что у немца. Все как есть!.. Туда бы тридцатьчетверку и взвод пэтээр. Панику фашистам устроим! А?

— Ну что ж? Как думаешь, Орлик, стоит затея одной тридцатьчетверки?

— Надоел он мне со своей затеей. «Катюши» у нас! После них отвлекать немцев вряд ли придется… В полку только десять машин.

— Ну, Николай, мы ж договорились!

— Да я, как подполковник, — увильнул Орлик.

— Ладно, дай ему одну машину, — решил Бережнов. — А насчет пэтээровцев с комбатом-два договорись. Если успеешь. Стой! Ты сразу за эрэсами. Штурм поселка начнем по твоей пушке!

Обрадованный Козелков, козырнув, кинулся к склону. Скользя, срываясь и разбрасывая снег, он устремился вверх. Орлик доложил о готовности сводной танковой роты к штурму поселка.

— Поселок Восьмое Марта пятьдесят девятая бригада будет брать. Нам фланг обеспечит, — ни к кому не обращаясь, заметил Бережнов, быстро направляясь к тропе.

Лейтенанты поспешили следом.

Накануне циклона воздух был недвижим, точно вода в заросшем ряской пруду. Тропа замысловато петляла. Перед глазами мелькали сбитые задники сапог Орлика. Снег похрустывал звонко, отрывисто. Пощипывало ноздри. Думая о своем, Кочергин поймал себя на том, что, ступив на бровку, не сразу заметил гул, не только сзади, в заречье, но и справа, где-то за Верхне-Кумским, хотя, казалось, щека чувствовала легкое сотрясение воздуха.

«Ха! Уж не замечаю шума войны, как в городах не замечают уличного шума…» — смотрел он в сторону близкого поселка.

Сумерки понемногу заполняли балку. За бровкой незаметно повернули к танкам. После встречного боя с ротой Хагена Бережнов, получив радиограмму Карапетяна, опередившую сообщение Кочергина, приказал Орлику подтянуть машины поближе к поселку. Венчая нечеткие силуэты машин, в башнях маячили командиры. Завидев Бережнова, они оставили танки и, скользя на бегу, быстро обступили подполковника. Выслушав его, также поспешно снова заняли свои места. Орлик, последний оставшийся в строю командир роты, махнув на прощание рукой, тоже скрылся в люке тридцатьчетверки. Сверкнув выхлопами и низко гуднув мотором, она, лязгая гусеницами, тихонько двинулась. За ней, поблескивая траками, расходясь и выстраиваясь в боевой порядок, последовали остальные машины.

— Вам, Кочергин… десять минут! — взглянул Бережнов на наручные часы. — Найдите комполка сибиряков подполковника Диасамидзе и обеспечьте взаимодействие стрелковых подразделений с танками. Ясно?.. Что стоите?

Лейтенант не скрыл своего разочарования. Он настроился быть поближе к батарее эрэсов, чтобы посмотреть залпы реактивных снарядов. Видеть «катюши» в бою ему не приходилось. Такая исключительная возможность вроде бы наконец представилась. А тут на тебе!

— И искать не надо! — уже раздраженно добавил Бережнов. — Вот лейтенант бежит — помначштаба по разведке из стрелкового полка. С ним и действуйте. Сигнал к атаке — пушечный выстрел.

— Есть обеспечить взаимодействие с пехотой! — устремился он навстречу лейтенанту.

— Лукьянчук! — представился сибиряк с немного горбоносым лицом типичного украинца, прозрачными, грустными и одновременно твердо смотревшими глазами. — Начинаем? К нам правее, танкист! — поправил он Кочергина, повернувшего к броневичку.

— Як машине, подъедем! — ответил тот и, не замедляя бег, представился, пожав руку Лукьянчуку. — Дорогу показывай!

— К «катюшам», товарищ помначштаба? — задержался у дверцы Шелунцов. — Говорят, они вроде молнии. Все сжигают, как есть!

— Нет, Гаврилыч, не повезло нам! — занял Кочергин свое место. — Разве что издали увидим. Ты на крыле, Лукьянчук!

Провожаемые любопытными взглядами солдат, лейтенанты, обегая разбросанные по склону многочисленные стрелковые ячейки, быстро достигли КП. Он был неглубок, сооружен наспех, накрыт поверх земляных брустверов плащ-палатками, натянутыми на штыках от самозарядок. Других средств перекрытия в степи не оказалось, к тому же задерживаться здесь Диасамидзе явно не собирался. В низком, полутемном помещении над фитилем в снарядной гильзе уже бился желто-красный мотылек, распространяя удушливый запах солярной копоти. Метались резкие тени. Здесь были замполит полка, капитан Судоргин, и связисты. Комполка и начальник штаба находились в подразделениях с другой стороны Верхне-Кумского.

Выслушав Кочергина, Судоргин, невысокий, коренастый человек лет сорока, с крупными чертами невозмутимого квадратного лица и бритой наголо головой, зачем-то снял и, повертев в руках, снова аккуратно надел кубанку. Затем он, как показалось, с сожалением, отодвинул котелок с еще парящим концентратом и, вздохнув, приказал радисту дать ему «Первого». Замполит известил Диасамидзе о скором начале большого самодеятельного концерта, который откроется хоровым исполнением «Катюши».