Конец времён - [25]

К тому же Сигмен воспользовался огромным престижем Израильской Конфедерации. Он извратил восхищение своих подданных Средиземноморской державой. Он написал Западный Талмуд, сделал иврит языком науки и теологии — высмеял, создал пародию на нас для своих грязных целей. И все это в полной уверенности в своей правоте.

— Спасибо за урок, господин учитель. — Ава театрально зевнула. — Может, скажешь что-то, чего я не знаю?

— Скажу, — обиженно заметил Лейф. — Не хотел бы критиковать, но постарайся все же сдерживать свое отвращение к некоторым продуктам. Даже такая мелочь может нас выдать. Боюсь, на это уже обратили внимание.

— Но, Лейф, мышиное фрикасе! Муравьиный паштет! Каждый раз я сажусь за стол и вижу одно трефное!

— Что поделаешь, долг.

— Знала бы, никогда не согласилась бы. Я готова смотреть смерти в глаза хоть десять раз на дню, но это!..

Лейф расхохотался.

— Смейся-смейся, поц, — процедила Ава. — Стыд своих праотцов!

— А они ели то же, что и я. Знаешь, в Пограничье нелегко найти правоверного иудея. Кстати, а почему твои родители бежали из Сефардии в Пограничье? Не от сефардских ортодоксов — ваша семья правоверная. Твой отец был либералом или уголовником?

Упомянутая Лейфом республика Сефардия находилась на территории древних Испании и Португалии.

— Почему они бежали из Сефардии? — повторила Ава. — Из-за любви. Отец повстречал мою мать во время командировки в Каире. Она была красавицей, с огромными темными глазами... Они влюбились с первого взгляда. И тут возникла проблема. Отец мой был ортодоксальный иудей, а мать — из семьи агностиков: в Кеме, в отличие от Сефардии, либеральные порядки и свобода вероисповедания.

Против их брака возражали обе семьи. Но они все равно поженились и поселились в Кеме, в городке Асуан. Однако после того как семья моей матери, при всем своем свободомыслии, сначала загубила бизнес моего отца, а потом обвинила его в шпионаже в пользу Сефардии... кстати, они, возможно, были правы — Сефардия и Кем объявили тогда о своей независимости от Конфедерации и едва не начали войну.

В общем, мои родители бежали в Пограничье, в мой родной Афеньо. В Пограничье мне приходилось нелегко, но с тех пор, как КХВ послал меня сюда — совершенно невыносимо. Конечно, меня освободили от всех запретов на нечистую пищу — мне же надо маскироваться под гайку. Но с рефлексами мне не справиться! И каждый раз, как мы садимся за стол, я подавляю тошноту.

— От меня, —.ответил Лейф, — ты сочувствия не дождешься. Я уважаю чужие верования...

— Ну конечно, — съязвила Ава.

—...Но все эти кошерные и трефные блюда выше моего понимания.

— Знаешь что, давай прекратим очередной бесплодный спор, — предложила Ава. — Я держусь своей веры, а ты держись своей.

— Так, значит, глаза у тебя от матери, — заметил Лейф с ухмылкой. — Очаровашка. Ладно, пойду гляну на Аллу. И кстати, пока я не ушел — во время операции я надену на Даннто мыслеприемник, так что переключи его, пожалуйста, на кимограф. Я потом почитаю.

Ава кивнула.

— Надо мне было пустить Кандельмана в операционную, — поколебавшись, добавил Лейф. — Его мысли были бы для нас интереснее.

— Я могу нацелить аппарат на него, — предложила Ава. — Хотя нет — стены же покрыты лучеглотом.

— Именно. Ладно, до уззита мы скоро доберемся. Не нравится он мне. Кажется, он меня подозревает.

— Да у тебя на лице все грехи написаны, муженек.

— Уж за какого вышла, лапочка. Поцелуй меня на прощание.

— А по зубам не хочешь? — Черные глаза Авы опасно блеснули.

— Выходит с демоническим смехом, — заявил Лейф и тут же последовал своему совету.

В комнате Аллы он отправил медсестру на обед и, когда та вышла, присел на кровать рядом со спящей красавицей и заговорил. Он с самого начала планировал этот сеанс гипноза — не случайно он дал Алле лотос, а не обычное снотворное. Этот транквилизатор открывал врачу прямой путь в подсознание пациентки.

Но очень быстро Лейф обнаружил, что вопросы ни к чему не приводят. Даже под гипнозом девушка поддерживала, как щит, искусственную личность Аллы Даннто.

Будь у Лейфа время и желание, он снял бы блок. Но в отсутствие нескольких свободных дней и ящика особых препаратов ему пришлось сдаться.

Он направился в хирургическое отделение. В тамбуре он разделся, тщательно вымылся, но, когда душ выключился, сушилка напрочь отказалась обдувать хирурга горячим ветром. Пришлось вызывать ремонтника, а самому вытираться стерильными полотенцами. Потом Лейф натянул одноразовый костюм, маску, хирургические перчатки, постоял секунду под бактерицидным лучом и только тогда вошел в операционную.

Даннто лежал на столе, нервно осматривая окружавшие его пластиковые биксы и змеящиеся к его венам трубки.

Бледный архиуриэлит все же выдавил из себя приветственную улыбку. Лейф показал ему освященный временем знак «ОК», проверил, все ли готово. Краем глаза он заметил, как Ава сосредоточенно переключает выходы стоящего в углу мыслеприемника с зуммера на кимограф. Ассистент Лейфа, Сигур, уже ушел домой, и задавать неприятные вопросы было некому.

Когда Лейф спросил архиуриэлита, не возражает ли тот, чтобы во время операции ему снимали электроэнцефалограмму, Даннто был не против. Лейф пояснил, что мозг низших слоев общества он исследовал детально, а вот люди исключительного ума попадались ему редко. Даннто безуспешно попытался скрыть удовольствие.