Конец великой войны - [38]

И так было на всех фронтах. Воспитанное прежними опытами убеждение, что с одной пехотой ничего не поделаешь и при каждом продвижении вперед надо ждать, пока будут поставлены на новые позиции тяжелые орудия, не оправдалось. Тяжелая артиллерия осталась позади в этом стремительном наступлении и, однако ж, оно шло успешно. Кавалерия предпринимала лихие объезды и заезды, разрезала неприятельские ряды, как бумагу. Наступление приняло такой бурный характер, что пришлось сдерживать войска, чтоб они не вышли из-под контроля… Тогда генеральные штабы союзных держав еще не верили, что с германцами действительно покончено, и опасались ловушки…

Распространяться не стану — факты у всех еще свежи в памяти — это была победа, полная и несомненная — Победа такая, о какой не мечтали и наибольшие оптимисты. Словно, действительно, сам Господь Сил вмешался, чтобы прекратить эту страшную бойню. Этого и назвать нельзя было иначе, как чудом. Ибо, когда война окончилась и стали доискиваться причин, изумленный мир убедился, что нелепые слухи, передаваемые германскими перебежчиками, были верны. Крупп был стерт с лица земли; Эссен превращен в груду трупов и железного лома.

Единственное мое желание — правильно изложить факты, хотя бы это и разбило неверные толкования многих. Теперь, когда человек, прекративший войну, умер, нелепо было бы далее скрывать истину. Тайна его умерла вместе с ним; быть может, кто-нибудь раскроет ее. Он натолкнулся на нее случайно, и сразу, со свойственной ему живостью ума, понял, какое огромное может иметь она значение.

Один — ибо правительствам он не доверял — один, единолично, он выполнил свой замысел, без надежды на награду, только потому, что война была ему противна. И, когда сделал это и понял, что он сделал, когда осознал факт, что, хотя война и прекратилась, одним тем, что он смешал два порошка и полил их водой, он отправил на тот свет десятки тысяч мужчин, женщин и детей, — когда все это дошло до его сознания, он помешался. И в лечебнице, куда его поместили, часами сидел на полу, играя песком и водой. Он был совершенно безобиден и, так как часто говорил о Круппе, все думали, что его свели с ума детали титанической картины гибели этих заводов. Но через полгода он пришел в разум — почти так же внезапно, как и утратил его — и от его душевного недуга осталась лишь глубокая меланхолия и страх, преследовавший уже до конца его жизни.

В эти последние полгода своей жизни он и поведал мне истицу.

III

— Я думаю, и вы такой же любопытный, как все люди, — заметил неожиданно Росситер, так сказать, ни к селу, ни к городу, закуривая сигару, — и вам хотелось бы знать, что, собственно, случилось с Крупном. Признайтесь.

Мы обедали вместе в «Элит-Отеле».

— Бог мой! С чего это вам вздумалось вернуться к этой старой теме? — вскричал я, не без тревоги вглядываясь в него: быть может, он снова на границе сумасшествия.

Мервин Росситер поглядел на меня и слегка улыбнулся; глаза его блестели под очками; руки слегка дрожали.

— Какая же тут может быть причина? — продолжал я. — Случайность. Небрежность рабочих. Не могу же я, в самом деле, предполагать тут непосредственное вмешательство высшей власти.

— Вы ошибаетесь, — возразил он. — Это была не случайность. И не небрежность. Это было — дело моих рук.

— Ну, конечно, конечно, старина, — поспешил согласиться я и кивнул лакею, чтобы он подавал счет. Очевидно, думал я, старый недуг его возвращается и, хотя Росситер был и в болезни спокоен, все же не место сумасшедшему в столовой большого отеля.

— Вы мне не верите? Он говорил без малейшего волнения. — Я знаю, что последние четыре года я был не совсем нормален; мы, помешанные, — он криво усмехнулся, — знаем иной раз больше, чем думают наши сторожа. Но теперь я вполне здоров.

— Голубчик мой, конечно…

Он перебил меня:

— Хотите, я покажу вам маленький эксперимент?

Он пошарил в кармане брюк и вынул оттуда небольшую, плотно закупоренную трубочку-пробирку, какие употребляются при всяких химических опытах, и осторожно положил ее на стол перед собой. Она была до половины наполнена светло-желтыми мелкими кристалликами.

Затем подозвал проходившего мимо лакея.

— Принесите мне немного соли — только самой обыкновенной соли, без всяких примесей.

Лакей сказал, что он не уверен, найдется ли такая, но что он спросит на кухне.

— Благодарю вас, — Росситер откинулся на спинку стула. — И еще, пожалуйста, немного простой воды в стакане.

Лакей ушел. Росситер слегка усмехнулся, глядя на меня.

— С помощью этих двух простых ингредиентов и вот этого, — он указал на трубочку, — я уничтожил Круппа.

Это было сказано необычайно просто; неудивительно, что на лице моем изобразилось недоверие.

— Вы полегче, Росситер. Я человек сырой.

Он сразу стал серьезен.

— Я знал, что мои уверения покажутся вам дикими. А между тем, я говорю вам правду, истинную правду. Погодите. Сами увидите, — он умолк и тихонько забарабанил пальцами по скатерти.

Помимо воли, я начинал поддаваться его влиянию. Возможно ли, что он говорил правду, что он не сумасшедший, не жертва собственных галлюцинаций?

Лакей принес воду и соль. Росситер всыпал две чайных ложечки в стакан и начал их размешивать.