Конец века в Бухаресте - [138]
Доктор и в самом деле вернулся. Ясный весенний день переходил в легкие, прозрачные сумерки. Свежий воздух будоражил кровь и слегка кружил голову. Несколько часов, проведенных тихо и безмятежно, у кого угодно могли вызвать благорастворение духа. Этого торговца и стряпчего, людей тяжеловесных и простых, доктор оценил уже давно, но судил о них довольно поверхностно. Он, ничего не смысливший в сделках и не ведавший, как они заключаются, даже и не подозревал, какое хитроумие и вероломство скрываются за добродушием Урматеку и Иванчиу. Он знал только, что они состоятельные, солидные люди, которые расположены к нему и ценят его. Перед ними он мог похвастаться своими знаниями, в которых так нуждались эти люди, и той независимостью, которую принес ему гонорар, полученный после смерти барона и избавивший его от дешевых экономических столовых с простывшими обедами. Пока он был доволен и этим. О том, что может ему принести завтрашний день, он особенно не размышлял и жил спокойно.
Урматеку с Иванчиу больше всего привлекали рассуждения доктора об истории, о которой ни тот, ни другой не имели никакого представления. Вспоминая по воле случая то историческое имя, то анекдот, доктор доступно, простыми словами толковал об эпохах и народах, вызывая у слушателей нечто вроде головокружения. Любопытство их разгоралось день ото дня, и оба чувствовали себя словно на краю чудесной пропасти, на дне которой таились блеск, роскошь и подвиги.
Время от времени доктор приносил старинные гравюры, изображавшие либо какую-нибудь битву, либо людей в совершенно непривычных одеждах. Только теперь, с огромным запозданием, Янку стал понимать, что изображалось на картинах, виденных им у барона или в других местах. Когда он узнавал на картинах, принесенных доктором, уже виденное им когда-то, он тыкал пальцем в листок и радостно восклицал:
— Здорово, черт побери! Браво, доктор!
Иванчиу, которому нечего было вспомнить, тихо сидел и слушал. Он молча восхищался и ждал, что же произойдет дальше. Восторги Янку были шумными, как будто он желал собрать вокруг себя всех домашних и рассказать им, что он узнал. Он действительно часто окликал кукоану Мицу, проходившую по своим делам мимо столовой, приглашая ее послушать вместе с ними. Но Мица, торопясь по делам, нетерпеливо отказывалась:
— Оставь меня, Янку! Это не для меня. Позови лучше дочь!
— Амелика все это и так знает! — отвечал Урматеку, гордясь предполагаемой образованностью своего чада и хитро поглядывая на доктора Сынту.
Тот скромно и доверчиво улыбался.
Из всего сонмища императоров и королей, которые в сознании Янку не следовали друг за другом, а были свалены в одну кучу, без всяких границ между эпохами и государствами, и отличались друг от друга либо звучными речениями, либо яркими подвигами, был один, который больше всего пришелся ему по сердцу; это был Наполеон Бонапарт. Нравился он Урматеку в первую очередь потому, что выйдя из низов, стал императором. Как будто из-за этого Урматеку мог лучше его понять. Наполеон казался ему ближе также и потому, что жил во времена его отца (Янку воскликнул однажды: «Ведь отец же знал, что есть такой Наполеон!»). Когда Урматеку узнал, что Наполеон оставил после себя гражданский кодекс, то тут вообще они оказались на одной доске, и Урматеку мог измерять его величие своим аршином.
Доктор Сынту начал рассказывать маленькие исторические новеллы в связи со смертью барона Барбу. Вспомнив о страданиях, которые терпел старик перед смертью, доктор поведал, что и Наполеон скончался от той же болезни. Сначала Урматеку воспринял это как рассказ еще об одном каком-то покойнике. Однако, узнавая про Наполеона все больше и больше, Янку начал протестовать против такой несправедливости и возненавидел английского доктора, который не мог облегчить страдания императора. В конце концов Янку отправился к Швайкерту, чтобы приобрести бюст Наполеона и поставить его у себя в гостиной.
— Все возишься с этими чертовыми венками! — обратился он насмешливо к приятелю. — Уже столько лет мы друзья, а ты так и не сказал, что у тебя есть Наполеон!
Швайкерт, который больше знал об императоре, чем Янку, и не мог забыть императорских орлов, паривших над Шенбрунном[18], мрачно отозвался:
— Это был великий мошенник!
— Молчи! Сам ты мошенник! Ну что ты знаешь, Ликэ?
Немец надулся, но ради приятеля извлек из дальнего угла, заваленного венками, запылившийся бюст императора.
В связи с новыми познаниями из истории у Янку возник только один вопрос, который мучил его:
— Откуда мог узнать про Наполеона это ничтожество Лефтерикэ, раньше, чем я, ведь он же был идиот?
И его охватывал запоздалый гнев на своего покойного шурина.
Но не только об истории рассуждал доктор Сынту за столом у Янку. Частенько он рассказывал о деревне и о крестьянах. Он пускался в воспоминания об обычаях и обрядах, приводил пословицы и поговорки, говорил о приметах, касающихся времен года и полевых работ. Описывал он не только травы и перелетных птиц, но и возмущение несправедливостью, и извечную горькую бедность крестьян, рассказывал, как в детстве уже в ноябре видел пустые, занесенные снегом кошары, плетеные амбары, в которых не оставалось ни одного кукурузного початка, в то время как на полях стояла неубранная и уже наполовину сгнившая помещичья кукуруза. Доктор не мог сдержать накопившейся ненависти против мироедов и живоглотов, и глаза его, обычно голубые и добрые, темнели и метали молнии. Особую неприязнь он унаследовал ко всяческим чужеземцам-арендаторам, а его жизнь в городе, особенно в студенческие годы, только укрепила ее. С горечью повествовал он о том, что довелось ему перетерпеть и вынести, снимая каморку в мещанском домишке. Он описывал хозяина, человека бездушного, суетливого, жадного, бесчеловечного и глупого, пьяницу и развратника. Слушая доктора, Урматеку частенько видел как бы наяву годы своей молодости, которую упорно хотел забыть, от привычек и манер которой желал бы избавиться, отгородившись нынешним достатком от всего жестокого и дурного, что довелось ему хлебнуть в начале жизненного пути. Против воззрений доктора Сынту Урматеку никогда не возражал, но и не разделял их, чувствуя, что понять друг друга они не могут. Так, например, Янку не любил крестьян. Он считал их ленивыми, хитрыми и злыми. Сколько бы раз ни приходилось ему встречаться с мужиками в баронских поместьях, он с ними не разговаривал, а отдавал приказания. Ему не нравились мрачные лица крестьян, их упорное молчание, их манера стоять опустив голову и мять в руках шапку и, уходя, оглядываться через плечо. Урматеку казалось, что проникнуть в крестьянскую душу невозможно и совершенно неведомо, с какого боку можно подойти к мужику. Знание людей, которое Янку приобрел, пока терся среди бояр и купцов, оказывалось бесполезным перед лицом крестьянина, и вовсе не из-за какого-то сопротивления, а из-за молчания и спокойствия, понять которые Урматеку не было дано. Если когда-либо возникали разногласия и даже вспыхивало возмущение (о чем Янку припоминая, слушая доктора Сынту), то представлял он не униженного крестьянина вообще, а конкретного Марина, сына Сафты, или Никулае Палмаджиу, вздорных мужиков из Бэлэшоень или из Глины. Доктор же Сынту, который так и горел сочувствием к мужикам, возмущаясь всяческими несправедливостями, наоборот, смотрел на каждого крестьянина как на все крестьянство вообще, видя в нем олицетворение и бедности, и тяжкой жизни, задавленной поборами и несправедливостью. Уважая в этом мужике и его сдержанность, и благочестие, о которых он так хорошо говорил, доктор признавал за ним и упрямство и вспыльчивость. Набравшийся ума-разума за долгую жизнь, Урматеку, столкнувшись с ученостью доктора Сынту, стал обдумывать многое заново, желая проверить свои прежние убеждения и понятия, исправить свои ошибки. Он понимал, что не только обретенный благодаря деньгам досуг делает людей аристократами и не только книги, перед которыми он столь наивно благоговел, выводят в ученые. Нужны еще трудолюбие, способности и целеустремленность, которые преодолевают все препятствия. Всем этим обладал и выходец из деревни доктор Сынту. Янку попытался прикинуть, сколько же человек среди его знакомых торговцев, ведущих легкую жизнь, занимаясь невесть какой торговлей, унаследованной от родителей, пошли учиться и преуспели в этом. Да, пожалуй, ни одного. Всякий, успев подрасти и вкусить легкой жизни, предавался лени, волочился за женщинами или пускался в какое-нибудь беспутство. Чтобы превозмочь соблазны и взяться за ученье — такого в дни его молодости почти не бывало! Вот у него действительно была сила воли, и он многого достиг, но ведь это был он, хотя, в конечном счете, тоже остался неучем. Получалось, что купечество было неразумнее и податливее на соблазны, чем крестьянство. Это Урматеку тоже понял, глядя на молодого доктора.
Рассказы букеровского лауреата Дениса Гуцко – яркая смесь юмора, иронии и пронзительных размышлений о человеческих отношениях, которые порой складываются парадоксальным образом. На что способна женщина, которая сквозь годы любит мужа своей сестры? Что ждет девочку, сбежавшую из дома к давно ушедшему из семьи отцу? О чем мечтает маленький ребенок неудавшегося писателя, играя с отцом на детской площадке? Начиная любить и жалеть одного героя, внезапно понимаешь, что жертва вовсе не он, а совсем другой, казавшийся палачом… автор постоянно переворачивает с ног на голову привычные поведенческие модели, заставляя нас лучше понимать мотивы чужих поступков и не обманываться насчет даже самых близких людей…
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.
Действие романа «Дело» происходит в атмосфере университетской жизни Кембриджа с ее сложившимися консервативными традициями, со сложной иерархией ученого руководства колледжами.Молодой ученый Дональд Говард обвинен в научном подлоге и по решению суда старейшин исключен из числа преподавателей университета. Одна из важных фотографий, содержавшаяся в его труде, который обеспечил ему получение научной степени, оказалась поддельной. Его попытки оправдаться только окончательно отталкивают от Говарда руководителей университета.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.