Конец вечной мерзлоты - [4]

Милюнэ ловила на себе цепкий, будто царапающий взгляд Армагиргина и с тоской понимала значение его жадных, ищущих глаз.

Армагиргин пил чай, оглядывал чоттагин со скудной утварью и все же чувствовал нечто вроде зависти к Теневилю. Он дивился этому чувству: ну чего же завидовать тому, у которого ничего нет?

Армагиргин поставил опорожненную чашку.

— Однако что будешь делать с женщиной? — спросил он.

— Пусть живет у меня, — сказал Теневиль.

— Второй женой берешь? — усмехнулся Армагиргин.

— Рад был бы, но пуста моя яранга, оленей своих не имею, — ответил Теневиль.

— Об этом я и толкую тебе, — сказал Армагиргин. — Что зря женщине пропадать? Пусть перебирается в мою ярангу… Будет мне новой женой…

Женщина молчала, и в это мгновение она и впрямь напоминала испуганного, затравленного волком зайчонка.

— Такое счастье приходит человеку не каждый день, — продолжал Армагиргин, чуя невысказанное сопротивление и неодобрение и со стороны Теневиля. — Войдя в мою ярангу, ты сделаешь своего родича Теневиля и моим родственником. Появятся у него олени, станет он владельцем стада, и никто его не будет больше попрекать бедностью… Торговать будет с Черепаком, а может, даже и самим Малковым, много у него будет бумаги от чайных и табачных оберток для забавы… — Армагиргин не сдержался и сам усмехнулся своей речи. — Ну, что молчишь?

Милюнэ заплакала. Он встал, подошел к девушке и положил ей руку на плечо.

— Поплачь, поплачь, это бывает, — ласково произнес Армагиргин. — Так было и с первой моей женой, и со второй, Гуваной. — Армагиргин поправил на поясе кортик и попросил еще чаю.

Пока он пил, Милюнэ всхлипывала все громче и громче, заставив насторожиться спящих в чот-тагине собак.

— Теневиль, не отдавай меня этому старику… Не хочу к нему… Буду тебе верной рабой, лучше ты меня возьми себе второй женой…

Армагиргин был так удивлен, что даже отставил чашку с чаем и повернул голову в сторону девушки.

— Неразумное говоришь, — увещевая, заметил он. — Теневиль еле себя с женой может прокормить, на что ты ему — второй женой?

— Теневиль, что ты молчишь? — услышал Теневиль голос жены.

Слушая разговор, Теневиль видел, как дрожала Милюнэ всем телом, напоминая испуганного звереныша, и жалость охватила его.

Он решительно встал между Милюнэ и Армагиргином.

Армагиргин, не ожидавший такого, удивленно посмотрел на пастуха.

— Видно, ты весь свой разум потратил на пустое придумывание значков. Идем, женщина!

— Она не пойдет, — повторил Теневиль.

Он старался говорить спокойно, пряча свой гнев. Еще сегодня утром он и думать не посмел бы так разговаривать с хозяином стойбища.

— Ах ты безоленный мышеед! — закричал Армагиргин. — Да я тебя выгоню из моего стойбища, и пропадешь ты с голоду и холоду в тундре! Мэркырчгыргын! [Чукотское ругательство]

— Мэй! Мэй! — послышалось снаружи яранги. — Черепак приехал!

Армагиргин сгреб со стены яранги вывешенную для просушки камлейку [Верхний балахон из ткани или оленьей замши для защиты от снега меховой одежды] Теневиля, торопливо напялил на себя и выскочил из яранги.

— Худо нам теперь будет, — пробормотал Текевиль. — Хозяин обиду хорошо помнит… И тебя все равно не оставит в покое.

— Что же делать? — тихо спросила Милюнэ.

— Уезжай отсюда, если и вправду не хочешь становиться третьей женой Армагиргина.

— Куда ехать?

— В Мариирский пост, — ответил Теневиль. — Там много народу. Живут не больно богато, но еда всегда есть. На прибрежной тундре поставил года три назад ярангу мой двоюродный брат Тымнэро.

Милюнз в знак согласия низко наклонила голову.

Модест Черепахин торговал с чукчами просто и понятно: осенью он получал закупленные во Владивостоке и в Номе товары и тут же раздавал тундровым чукчам и береговым рыбакам в кредит. В несколько дней Модест Черепахин избавлялся от своих товаров и, посмеиваясь, смотрел, как купец первой гильдии Малков утеплял свои склады, нанимал сторожей, заводил какие-то специальные договоры-обязательства. Конечно, у Малкова размах поболее, чем у Черепахина, однако же фельдшер в иные годы прибыли брал куда гуще, нежели купец. Черепахин завел отличную собачью упряжку, нанял в каюры Ивашку Рольтыта. Куда бы ни приехал Черепахин — повсюду у него были должники, повсюду он чувствовал себя не столько желанным гостем, сколько хозяином.

Свободными от долгов были несколько владельцев стад, таких, как Армагиргин.

Черепахин уже был здесь в пору долгих зимних ночей, забрал пушнину и умчался на быстроходных собаках обратно в Маркове

Нынешний его приезд был неурочен, и Армагиргин издали пытливо разглядывал упряжку и ее хозяина в полосатой яркой матерчатой камлейке, стоящего возле собак и груженой нарты.

— Здорово, ваше величество! — крикнул еще издали Черепахин.

Армагиргин с годами начал понимать, что в таком обращении более насмешки, нежели уважительности, но уже привык, и в ответ, как это водилось, задал обычный свой вопрос:

— Как поживает мой брат Николай?

— Худо с твоим братом, — мрачно отвечал Черепахин.

— Заболел? — с сочувствием спросил Армагиргин.

— Хуже…

Армагиргин вспомнил разговоры о большой драке между тангитанами, — На войне погиб?.

— Если бы так, — с прежней мрачностью процедил сквозь зубы Черепахин. — Скинули царя, нету его больше у российского народа…