Конец старой школы - [29]

Штабс-капитан Саратовский гибок и изящен. Зелено-коричневый френч плотно на груди, еще плотнее, теснее в талии и вдруг мягкими складками — вниз. Между вшитыми во френч штабс-капитанскими погонами пушистые, легчайшие усы. И ноги. Отличные танцевальные ноги: нежно-мягкие хромовые сапоги с шелковым шелестом-шепотом. В танце мимо пола, чуть-чуть носком по паркету и мимо — по воздуху, в спиралях, во взлете…

Три раза в неделю вечерами зажигаются огни актового зала.

У рояля неизвестное существо снимает шерстяные платки, ватные кофты, шали. Существо худеет, съеживается, обозначаются линии человека. На соседнем стуле растет морозный ком одежды. И когда ком становится нисколько не меньше освободившегося от одежды существа — ясно окончательно: человек, женщина, таперша.

Саратовский кивает легчайшими усами:

— Людмила Ивановна, пожалуйста, падеспань!

Расставленные пары в предтанцевальном трепете. Сборище реалистов — пополам: серобрючные «дамы», серобрючные «кавалеры».

— Га-аспода! Берете даму правой рукой за талию. Вот так… Ну нет, вы вот, крайний, — слишком грубо. Надо нежно, чуть-чуть! Вообразите, что это не товарищ, а барышня… Этакое эфирное созданье в воздушном платьице! Воображайте: вы влюблены… играет оркестр военной музыки… ногами идете мягко, не грохая, не шмурыгая. Легкость! Воздух! Дистанция! Правильная дистанция между парами… Начинаем!! Людмила Ивановна!..

Звук рояля гулко в потолок, россыпью по стенам, по полу, в ноги. Пары тронулись, пары пошли, закружились…

Из дневника Михаила Брусникова

8 января

Мы теперь знаем много танцев. Этранж, падеспань, венгерку и вальс. Вальс мне больше всего нравится: по полу идешь легко и плавно. Это не то что венгерка — скачут, стучат, словно лошади! На вальс я и Телегина уговорил. У Саратовского он не занимался, а танцевать вальс стал учиться.

Мне танцевать прямо нужно, потому что в танце я могу побороть свою застенчивость и легче подойти к Асе.

Что-то давно не встречаю Варю. Как бы это сделать, как бы я был счастлив, если бы случилось так, что Варя пришла на вечеринку нашего пятого класса. Она не придет. Откуда она узнает о нашей вечеринке, да и кто, кроме меня, ее может пригласить?! А как я ее приглашу, если Варя меня не знает?

Придут наши беженки из пансиона. Их на все вечеринки приглашают, потому что они рядом — только двор перебежать или даже из гимнастического зала в окошко постучать — придут. И вот будет Ася… Я все еще не знаю, что у меня к ней. Когда Аси нет, мне скучно, а когда я ее вижу, я думаю о Варе… Нет, она не придет, об этом страшно даже думать! Страшно и приятно. Я ее знаю уже три года, и вот робость — ни заговорить, ни подойти, ни познакомиться не могу…

14 января

В булочных теперь выдают по одной булке, и около стоят городовые, которые за очередью следят. Сегодня прочел в «Сатириконе» шутку: «Не единым хлебом человек сыт бывает», — сказал городовой, вынося из булочной две булки».

Папа говорит, что так с недостатком хлеба продолжаться не может и что государь или правительство должны принять меры. У папы есть проект, как сделать так, чтобы выдавали всем по две булки. Он хочет подать этот проект в городскую управу, но говорит, что там кретины сидят…

Чудак, зачем ему эти две булки!

В последнее время мама встает раньше, чтобы у разносчика перехватить газету и спрятать ее до вечера. Папа спрашивает, где газета, а мама говорит, что не приносили еще. Но когда мама просыпает, папа берет газету у разносчика сам и начинает с утра волноваться. Папа не может спокойно о войне читать: ругает министров, интендантов и вообще изменников.

У папы была карта, где он отмечал военные действия. Нам папа не позволял флажки передвигать. Мама как-то одна прочла газету о нашем наступлении и флажки на карте передвинула. Когда папа пришел со службы и глянул на карту, то испугался, от радости: оказывается, русские войска захватили больше чем половину… Испании. Потом папа смеялся, но раз навсегда запретил касаться карты. Теперь не то. Как-то понадобился папе кусок бумажки в галоши подложить. Искал, искал и оторвал от карты снизу. Теперь рвут карту кто хочет — остались Норвегия и Полярный круг.

16 января

Вчера была вечеринка нашего класса. С вечеринками у нас теперь запой. На неделе две вечеринки. Седьмому везет — он чаще всех устраивает. Приготовительному, первому, второму и третьему, конечно, не разрешают.

Итак, была вечеринка нашего пятого класса. Я опоздал. В дверь уже не пускали. Шел дивертисмент. Я поднялся на третий этаж. Там есть раздвижная дверь, из которой можно сверху смотреть в актовый зал, — вроде галерки. Оглядел все ряды и вдруг вижу во втором ряду Асю. Узнал по косе и по плечам. Плечи такие прямые. У всех девочек, пока они не вырастут, плечи прямые.

Я обрадовался ужасно, что Ася здесь. В последний раз, когда я ее видел на вечеринке четвертого параллельного, я ей сказал, что мне скучно. А мне не было скучно, а я просто так «ломался». Она, конечно, обиделась.

Значит, так. Увидел я ее с третьего этажа и еще больше обрадовался, когда заметил, что рядом с ней свободный стул. Когда начали аплодировать, двери открыли, я спустился вниз и в темноте пошел к Асе. Рядом еще никто не сидел. Я сел и тихо спросил: «Вы сердитесь?» Она говорит: «Нет» — и посмотрела на меня вбок. Больше мы ничего не говорили, и я не знал — простила она меня или нет. Но было так хорошо-хорошо сидеть рядом…