Конец сказки - [38]

И отвесив напоследок отеческий подзатыльник, Глеб проводил брата в путь-дорогу.

Глава 13

Тихо было в лесу. Огромный волк неслышно бежал по лесной тропке, и на спине у него привычно восседал младой княжич. Иван снял шапку, подставив ветру златые кудри. Снег еще сошел не везде, но воздух уже дышал весной, уже был только свеж, а отнюдь не морозен.

– Эх, хорошо-то как!.. – простодушно воскликнул Иван. – Вот доедем до верховной бабы-яги, расколем яйцо злосчастное – да и снова заживем счастливо! Ты, Яромир, чем займешься, когда Кащей сгинет?

– А вот когда сгинет – тогда и думать буду, – сказал оборотень. – Но уж найду чем.

– А я вот сызнова в странствия пущусь! – поделился Иван. – Как Илья Иваныч – весь белый свет объеду! Только не на восход двину, а на закат, в земли немецкие и грецкие. Город тот повидаю фряжский, на воде стоящий… как его… Вонеция?..

– Венеция, – поправил Яромир. – Дело хорошее, конечно. Я в закатных землях бывал, там есть на что поглядеть. На санях поедешь, аль верхом?

– А это уж как выйдет. Может, вообще пешком двину! – заявил Иван. – Что мне, добру молодцу? Вон и сапожки у меня теперь новые… а чертовы лапти я выкинул. Наконец-то избавился.

– Сапоги новые купил? – скосил глаза Яромир. – А я и не заметил. И что, хороши?

– Куда как хороши!.. – расплылся в улыбке Иван. – Червленые, с носами позолоченными! Вон какие – подлинно княжеские! Не то что лапти эти поганые. Пускай их смерды носят.

Яромир бежал уже третьи сутки. В первый день они с Иваном миновали город Ярый и пересекли реку Сухону. На второй – достигли Кладеня, самого полуночного из городов русских. А сегодня оставили позади последнюю из тиборских весей и вступили в земли чудинов.

Но до старшей бабы-яги еще очень далеко. Волшебный клубочек все катился и катился, петляя меж елок и сосен. Возле бесчисленных в этих краях речек останавливался и подпрыгивал, пока его не перевозили на другую сторону. Иногда находил брод и перебирался по камням.

Слишком далеко не укатывался. Когда Иван с Яромиром вставали на привал или ночлег – замирал и терпеливо ждал. Вообще, походил ведьмин клубок на игривого жизнерадостного щенка, что так и скачет вокруг хозяина.

Ночи были еще холодные. Да и забирались путники все полуночнее. С заходом солнца Яромир обращался человеком, с Ивановой помощью разводил костер и сидел до утра, прислушиваясь к ночным шорохам.

Места стали уже недобрые, неспокойные. Еще не Кащеево Царство, но совсем рядом.

– Завтра в царстве Кащея будем, – сказал Яромир, пока Иван расстилал скатерть-самобранку. – С утра через Двину переберемся, а там уже… сам понимаешь. Так что брюхо плотней набивай.

– Угу, – кивнул Иван, жадно потирая руки.

Оборотень мог бы этого и не говорить. Что-что, а пожрать княжич был точно не дурак. Уписывал за обе щеки все, что перед ним ставили. И подаренной Финистом скатерти-самобранке он радовался как бы не сильнее, чем мечу-кладенцу.

От харчей бабы-яги ничего не осталось в первый же день. Щи, понятно, Иван и Яромир есть не стали – выплеснули, едва за небозем отъехали. А вот пирог разделили, вкусный оказался.

Но что там было того пирога, на двоих-то здоровых мужиков?

Самобранка подала им сегодня свежайшую краснорыбицу с сарацинским пшеном и тертым хреном. И огромный толстый блин, покрытый растаявшим сыром и диковинной великанской клюквой. И куски жареной курицы, обвалянной в муке, да с хрустящей золотистой репкой.

Хмельного вот только не подавала она почему-то. И купить негде – лес кругом да болота. От селений Глеб строго-настрого наказал держаться подальше. Так что Иван только и вздыхал каждый раз:

– Эх, а вот сейчас бы медовухи испить, али зелена вина!..

Ну зато еды хватало. Хотя и дивной порой, причудливой. Если курица и блин сразу пришлись Ивану по душе, то краснорыбицу он долго нюхал, пробовал на язык. Та почему-то была нарезана меленькими кусочками и лежала на таких же мелких шматках сарацинского пшена.

И еще к ней шла какая-то неведомая подлива. Черная, как сердце ростовщика, и соленая, как морские воды. Иван лизнул ее на пробу, скривился и вылил.

– Жижа какая-то бесовская! – посетовал он. – И откуда самобранка берет этакие кушанья?

– Да поди знай, – пожал плечами Яромир. – Финисту ее Мороз-Студенец подарил, а где тот взял – одному ему и ведомо.

Попивая луковый квас, Иван разглядывал каменное яйцо. Крутил его в руках, пощелкивал пальцем, подносил к уху.

Иногда княжичу казалось, что Кащеева смерть тихо шепчет. Бормочет слова какие-то. То ли сделать что-то уговаривает, то ли просто обзывает матерно. Перед сном Иван часто его слушал, пытался хоть что-нибудь разобрать.

– Зря ты это, – сказал ему Яромир. – Убери от греха. Мало ли что там еще Кащей мог наколдовать.

– Да ладно, не будет ничего, – отмахнулся Иван. – Ты лучше сам послушай. У тебя ухи-то волчьи.

Яромир неохотно поднес яйцо к уху, но услышал только сопение Ивана. Под каменной скорлупой было тихо.

– Нет там ничего, – сказал волколак. – Спрячь лучше поглубже и не доставай без нужды.

Спали этой ночью чутко, бдительно. Иван, перепивший квасу и взвару, то и дело вскакивал до ветру. Яромир каждый раз приоткрывал один глаз, косился на орошающего елку княжича.