Конец прекрасной эпохи - [3]

- Ну, дорогой, с приездом, - "акула" поднял рюмку, пододвигая Крекшину его персональный графинчик и стопочку. Добрый купчина не уважал новомодные французские "гвоздики", как их называли в Москве из-за шипа, и предпочитал старую добрую питейную посуду раньшего времени. Палкинские же графинчики и стопочки сохраняли неизменный вид с пятидесятых годов, и были творением знаменитого Ивана Билибина III-го, изготовившего партию специально для "Палкина". Впоследствии трактир выкупил исключительные права на эту коллекцию, после чего учредил, и каждый год возобновлял, пятитысячерублёвую премию - тому, кто обнаружит питейное заведение, незаконно пользующееся того же вида посудой. Премию присуждали трижды, и каждый раз "Палкин" выигрывал дело по суду вчистую. Последний раз на использовании палкинской посуды попался "Русский Дом" в Новом Орлеане. После этого уже никто не пытался скопировать знаменитые палкинские графины с белыми птицами на горлышке.

- Беленькая-то подморожена, - с неудовольствием заключил Крекшин, после того, как друзья опрокинули по первой, и закусили горячими грибочками. - А хорошая водка должна питься легко и безо всякой заморозки. Вкус должен быть у хлебного вина, вкус, а не это самое...

- Ну не скажи, - привычно откликнулся Остензон, предпочитавший кушать главный национальный напиток холодненьким - с морозцем как раз вкуснее.

- Это у тебя фамильное, - столь же привычно уколол его Крекшин. То был намёк: батюшка Льва Генриховича, ныне покойный Генрих Францевич Остензон, сделал свой первый капитал на спиртовом заводике, где применялся дешёвый холодный способ - что впоследствии изрядно ему повредило в глазах общественного мнения, когда в тридцатые началась всероссийская борьба с зелёным змием, чуть было не кончившаяся принятием Думою "сухого закона" наподобие пресловутого американского.

"Акула" открыл было рот, чтобы вернуть колкость (благо, было чем), но в этот момент принесли знаменитый палкинский "митрополичий супчик". После супчика же (вкушение какового сопровождалось дальнейшими возлияниями) образовавшееся благодушие сделало дальнейшую пикировку совершенно неинтересной.

- У нас в Америке, - откинувшись на резную спинку своего сиденья, рассказывал Остензон, - новоначальные православные... много их там развелось... так вот, часто интересуются насчёт постов. А я им всегда говорю: главное - держать в уме, что водка - постная, остальное же не столь существенно...

- Они же там вроде бы уиски употребляют, - свернул Крекшин с неприятной темы поповщины, поскольку считал себя русским православным человеком, верил в Господа нашего Иисуса Христа, и уважал Святую Церковь.

- Уиски тоже постное, - отмахнулся Лев Генрихович. - Вот ведь, кстати, загвоздка: уж как пятьсот лет прошло, или сколько там... а лучше водки люди ничего не выдумали. А говорят - развитие идёт, развитие... Где оно?

- Ну не скажи, - Крекшин, несмотря на то, что в душе был совершенно согласен с собеседником, из чувства противоречия полез возражать, - много всего напридумывали люди полезного. Особенно сейчас, в наши года - так ведь и прём, так и прём... Вот сам посуди. Ты на чём сюда приехал? Небось, на тролли-басе?

- Ну, - осторожно ответил Остензон, - на нём. Так я его уже три года как не менял. Как езжу в одном вагоне, так и езжу себе. Да и вообще, что нового в тролли-басе? Простая, в сущности, штука. Сверху провод, снизу колёса. Много их, правда, стало, ну да это не развитие, а голое количество...

- Ага, - ухмыльнулся Крекшин, - а из чего такого твёрдого он у тебя сделан? Тут писали, что на Тверской, на четырнадцатой линии...

- Ну, было дело, - посуровел Остензон, - ты же знаешь, я свой сам вожу, наёмным не доверяю. Мало ли что. Вот и въехал в ту коробочку. Я потом штраф заплатил, ну и тому мужику добавил. Всё по-честному.

- Я не про то. Та коробочка всмятку была, а на твоём красавце, кажется, ни царапины? Это что?

- Новый металл, - помолчав, сказал Остензон. - То есть не новый, конечно. Называется "титан". Да про это ж писали уже. Недавно химики французские открыли способ. Ну, я купил патент. Хотел продать, а потом думаю - нет, лучше придержу пока. Но экипаж себе, конечно, сделал. Опять же - целее буду. Сам знаешь, при нашем-то ремесле...

- В Москве таких дел почитай уже лет десять как ничего не было, несколько обиженно заметил Крекшин. - Это у вас в Новом Йорке того... неспокойно.

- Ох, чует моё сердце, что и у нас со временем то же будет, что и в Нью-Йорке. Поберечься никогда не мешает, - возразил Остензон, накалывая грибочек на двузубую вилку с резной костяной ручкой.

- Это так кажется, - Ипполиту Мокиевичу опять вступил в ум злополучный американский бар, - как было у нас спокойно, так и будет. Мода - она как инфлуэнция: переболеют и ладно. Живы будем - не помрём.

Юркий половой соткался чуть ли не из воздуха. Умело заменил рюмку у Льва Генриховича - с розовой на фиолетовую, с фирменной палкинской полынной настоечкой. На кончик шипа был аккуратно наколот кусочек тёмного, почти чёрного, африканского козьего сыра.

- Вот они, моды-то, - ткнул пальцем Крекшин в рюмку. - Придумали тоже: рюмка с гвоздём. Что, нельзя вилкой? Можно, сами знаем. Играемся по-детски, вот и всё.