Конец одиночества - [34]
Покачав головой, Лиз закурила:
– Альтернатива к понятию жизни и смерти – Ничто. – Не выпуская подрагивающую сигарету изо рта, она продолжала: – Неужели было бы действительно лучше, если бы этого мира не было вообще? А между тем мы живем, создаем произведения искусства, любим, наблюдаем, страдаем, радуемся и смеемся. Миллионы людей существуют каждый по-своему для того, чтобы не было этого Ничто, и что поделаешь, если цена, которую за это надо платить, – смерть.
И тут вдруг мне снова вспомнилась Альва и красный «фиат». Накануне ночью мне снилось, что я бегу через местность, где идет война. С неба обрушивались вертолеты, рвались бомбы, вокруг меня падали люди. Город был обречен на гибель, но я продолжал бежать, несмотря на идущий бой, так как слышал, что там в одном доме сидит в плену Альва. Я до изнеможения блуждал по городу, несколько раз едва избежав смерти, но никак не мог дойти до места. Затем я проснулся.
После этой ночи все снова всколыхнулось. Во сне всегда было особенное время, вернее, во сне не было времени, и потому мне казалось, будто я только что закончил свои круги по беговой дорожке, в то время как Альва читала, лежа на траве. Иногда я, бывало, ложился с ней рядом и дул на страницы, пытаясь их перевернуть. У нее это всегда вызывало улыбку, но однажды Альва отреагировала сердито. Она держала книжку, вцепившись в нее обеими руками. Очевидно, в тот момент умирал один из ее любимых персонажей. Только тут я разглядел, что она плачет. Я не хотел ей мешать, но уже было поздно, и получилось так, что я разделил с ней этот интимный момент. Глядя на ее раскрасневшееся лицо, я осознал, как сильно Альва любит литературу – гораздо сильнее, чем все другие люди, которых я знал. И то, что она, сидя рядом со мной, так волновалась из-за истории в книжке, вызвало волнение и у меня. Мне хотелось заключить ее в объятия и защитить, главным образом от самой себя и от всего того, о чем она мне никогда не рассказывала, а потом все повернулось иначе, сейчас это стало прошлым, и с тех пор уже миновало одиннадцать лет.
Вечером откопал электронный адрес Альвы и написал ей письмо. Я не рассчитывал на ответ, а сделал так под влиянием какого-то внутреннего порыва. Сперва получилось послание на несколько страниц, а в конце концов от него остались две строчки:
>Мне тридцать лет, и у меня нет детей.
>Как ты?
Ответного письма от нее я так и не получил. Несколько дней, даже несколько недель я в глубине души еще ждал ответа, потом перестал. Я отправил зов в прошлое, но не услышал ответа.
Весной я взял отпуск и съездил повидаться с Марти. Они с Эленой были в Бердильяке и собирались остаться там на несколько дней. Я подъехал к дому в конце Рю-Эс-Гофф и припарковал перед ним арендованную машину. Навстречу мне сразу выбежала хаски. Марти и Элена взяли его щенком, с тех пор он вырос и стал матерым, величавым псом с черно-белой шерстью и голубыми умными глазами.
В доме гостила сестра Элены с тремя детьми. Здороваясь с Эленой, мне показалось, что она выглядит очень печальной. В отличие от нее, во внешности брата сохранялось что-то вечно юношеское. Я подразнил его, заметив, что он становится все больше похож на отца и что скоро я, пожалуй, подарю ему трубку и светло-коричневую кожаную куртку.
Всемером мы отправились на прогулку в лес. Дети играли с собакой, мы с Марти немного поотстали. Я чувствовал, что мыслями он далеко. Наконец он кивнул в сторону Элены, которая как раз взяла на плечи племянника. В окружении детворы она на глазах расцветала.
– Она любит детей, – сказал Марти.
– Знаю.
– И скорее всего, никогда не сможет иметь своих.
Я остановился:
– Когда вы об этом узнали?
– В последнее время мы, конечно, и сами начали что-то такое подозревать. Вот уже два-три года мы не предохраняемся. А в последние месяцы даже нарочно старались подгадать. Когда мы увидели, что ничего не получается, Элена пошла обследоваться. – Марти посмотрел мне прямо в глаза. – Знаешь, я совсем не уверен, так ли уж мне самому хочется иметь детей. Мне нравится представлять, как я со своим ребенком собираю радиоуправляемую машинку, но я и без этого могу обойтись. А она-то любит детей, она всегда мечтала завести своих. В нашем доме так много комнат… Последние недели она часто плакала.
Мы неспеша брели по дороге, ведущей к знакомому лесу.
– Я женюсь на ней, – сказал Марти с тем стоическим спокойствием, которое было впечатано в него, словно водяной знак. – Мы раньше не собирались, но сейчас, мне кажется, это будет правильно. Как ты считаешь?
– Мне нравится эта мысль.
Марти смущенно посмотрел на меня:
– Мне хочется, чтобы ты был свидетелем на нашей свадьбе.
– Свидетелем на свадьбе? Разве для этого не принято выбирать того, кто тебе приятен?
– Я сделаю для тебя исключение.
В лесу пахло свежо и пряно, и я почувствовал предвкушение надвигающейся ночи. Мы подошли к каменистой реке, через которую было перекинуто поваленное дерево.
– Даже не верится, что в детстве я по нему перебегал. – Я потрогал ногой ствол. – Тут же не меньше двух метров высоты, если свалиться, то переломаешь все кости.
– В детстве ты ничего не боялся.
В жизни издателя Йонатана Н. Грифа не было места случайностям, все шло по четко составленному плану. Поэтому даже первое января не могло послужить препятствием для утренней пробежки. На выходе из парка он обнаруживает на своем велосипеде оставленный кем-то ежедневник, заполненный на целый год вперед. Чтобы найти хозяина, нужно лишь прийти на одну из назначенных встреч! Да и почерк в ежедневнике Йонатану смутно знаком… Что, если сама судьба, росчерк за росчерком, переписала его жизнь?
В «Избранное» писателя, философа и публициста Михаила Дмитриевича Пузырева (26.10.1915-16.11.2009) вошли как издававшиеся, так и не публиковавшиеся ранее тексты. Первая часть сборника содержит произведение «И покатился колобок…», вторая состоит из публицистических сочинений, созданных на рубеже XX–XXI веков, а в третью включены философские, историко-философские и литературные труды. Творчество автора настолько целостно, что очень сложно разделить его по отдельным жанрам. Опыт его уникален. История его жизни – это история нашего Отечества в XX веке.
Перевернувшийся в августе 1991 года социальный уклад российской жизни, казалось многим молодым людям, отменяет и бытовавшие прежде нормы человеческих отношений, сами законы существования человека в социуме. Разом изменились представления о том, что такое свобода, честь, достоинство, любовь. Новой абсолютной ценностью жизни сделались деньги. Героине романа «Новая дивная жизнь» (название – аллюзия на известный роман Олдоса Хаксли «О новый дивный мир!»), издававшегося прежде под названием «Амазонка», досталось пройти через многие обольщения наставшего времени, выпало в полной мере испытать на себе все его заблуждения.
Дарить друзьям можно свою любовь, верность, заботу, самоотверженность. А еще можно дарить им знакомство с другими людьми – добрыми, благородными, талантливыми. «Дарить» – это, быть может, не самое точное в данном случае слово. Но все же не откажусь от него. Так вот, недавно в Нью-Йорке я встретил человека, с которым и вас хочу познакомить. Это Яков Миронов… Яков – талантливый художник, поэт. Он пересказал в стихах многие сюжеты Библии и сопроводил свой поэтический пересказ рисунками. Это не первый случай «пересказа» великих книг.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга – история о любви как столкновения двух космосов. Розовый дельфин – биологическая редкость, но, тем не менее, встречающийся в реальности индивид. Дельфин-альбинос, увидеть которого, по поверью, означает скорую необыкновенную удачу. И, как при падении звезды, здесь тоже нужно загадывать желание, и оно несомненно должно исполниться.В основе сюжета безымянный мужчина и женщина по имени Алиса, которые в один прекрасный момент, 300 лет назад, оказались практически одни на целой планете (Земля), постепенно превращающейся в мертвый бетонный шарик.