Конец одиночества - [31]

– Хорошо если бы так. Мне кажется, сейчас с этим получше, но иногда у меня такое чувство, что все эти привычки остались. Он только прячет их лучше. Я пробовала застукать его на них, но пока что мне не удалось.

Входя в сад, я кивнул брату. «Трудное детство – как невидимый враг, – подумал я. – Никогда не знаешь, в какой момент тебя поджидает удар».

Часть II

Я поправляюсь после пережитой аварии на удивление быстро. Скоро я снова был в состоянии читать, смотреть телевизор и разговаривать по телефону. К этому времени подоспел и окончательный диагноз: ушиб селезенки, перелом большой и малой берцовой кости правой ноги, перелом ключицы, тяжелое сотрясение мозга. Доктора говорят, что я счастливо отделался.

Счастье – слово, которое сейчас мне мало что говорит.

Кто-то стучится в дверь. Марти привел ко мне моих детей, пришла и Элена, и даже Тони, он прилетел из Мюнхена специально ради меня.

Мои дети подбегают к кровати и обнимают меня. Винсент нарисовал мне картинку, на ней изображен широко улыбающийся мужчина на костылях, Луиза ставит мне на тумбочку мягкую зверюшку, чтобы я не скучал один. Хотя обоим уже семь лет, я до сих пор считаю чудом то, что они у меня есть и что я всегда останусь их отцом, даже если эмигрирую или они не пожелают меня больше знать.

Луиза показывает на мою загипсованную ногу и ортопедический воротник. Как и в предыдущее посещение, она спрашивает меня, не умру ли я, и я отрицательно мотаю головой. Она облегченно кивает. Винсента такой ответ, похоже, не удовлетворяет, в его глазах я различаю страх.

Я решаю собраться и изображаю того уверенного, веселого клоуна, каким всегда был для своих детей, рассказываю о своих больничных буднях и задаю вопросы.

– Ну как вам живется у дяди Марти и тети Элены?

Сын молчит.

– Хорошо, – отвечает за него Луиза.

– Что вы делали вчера?

– Мы были в зоопарке, видели льва, совсем близко.

«Она радуется, – подумал я. – После всего, что произошло, она радуется из-за какого-то несчастного льва, запертого в клетке!»

Я обнимаю и целую дочку.

– Ну а тебе? – спрашиваю я Винсента. – Какие звери тебе больше всего понравились?

Он поднимает голову, но выдерживает мой взгляд только несколько секунд.

– Змеи, – тихо произносит сын.

Я бросаю тревожный взгляд на Марти. Остается только надеяться, что мой сын не примется в дальнейшем анатомировать беззащитных тварей и изучать их кровь под микроскопом.

Мы все дружно начинаем рисовать животных: слона, потом мышей, жирафов и тигра. Если попытки Тони дали жалкий результат («Эти бедные звери не прожили бы и дня, будь они такие, как ты их нарисовал», – говорит мой брат), у Винсента они получаются удивительно похоже. Особенно удачно вышел жираф. От моей похвалы сын в первый раз улыбнулся. Эта улыбка возникает внезапно, и она до того обезоруживающе прекрасна, что я на несколько мгновений перестаю за него тревожиться.

* * *

Когда гости уходят, наступает вечер. За окном бегут призрачные облака, и у меня вдруг появляется чувство, что тьма глядит на меня в окно. Я очень скучаю по жене, но она за границей, это очень важная для нее поездка. Я сказал ей, что не буду ее зря тревожить, с домашними делами управлюсь сам и пусть она даже не берет с собой немецкий мобильник. Она сейчас в России, точнее, в Екатеринбурге, и на то, чтобы достать билет на авиарейс, уйдет, возможно, не один день. До тех пор я тут один.

Ночью я плохо сплю. Во сне перед глазами крутится один и тот же фильм – как я съезжаю на мотоцикле с автотрассы и падаю.

«Вот и все», – подумал я в последний момент, а может быть, и так: «Будет больно». То или другое – уже не помню.

Затем я просыпаюсь.

Включаю свет. По моей просьбе брат принес мне альбом фотографий и два романа: «Время летит быстро» А. Н. Романова и «Ночь нежна» Ф. Скотта Фицджеральда. Обе книжки я читал по несколько раз, но все еще люблю возвращаться к знакомым сценам и описаниям. Наконец я задремал. На этот раз никаких сновидений, одна пустота.

* * *

Утром я глубоко ушел в свои мысли, как вдруг раздался ее звонок. Она прочно застряла в Екатеринбурге: билеты распроданы, там проходит промышленная выставка.

– Я уже с трудом тут выдерживаю, – говорю я. – Когда наконец ты приедешь?

– Я скоро буду с тобой.

– Я уже чуть было сам к тебе не отправился. Похоже, что это сделать легче.

– Брось этот сарказм. С твоими титановыми пластинами и винтами тебя в аэропорту не пропустят.

Она беспокоится, как без нас дети. Я говорю, что мой брат и Элена хорошо с ними ладят, это ее успокаивает. Напоследок я еще говорю, что люблю ее, на этом мы кончаем разговор.

На этот раз Марти приходит ко мне один. Он стоит у окна, смотрит в светлое пространство. Рубашка на нем словно сшита по мерке, складки на брюках острые как бритва, однако в последнее время у него поредели волосы. Я гляжу на брата, который никогда не сентиментальничает, не грустит о прошлом, а всю жизнь из всего, что подбрасывает случай, выкраивает что-то свое, особенное. И мне вдруг представляется, как мы будем выглядеть, когда доживем до семидесяти лет. Я не выбирал себе Марти, и, в сущности, мы с ним совершенно разные, но есть одна вещь, которая отличает его среди всех остальных людей. Он всегда здесь, со мной. Вот уже сорок четыре года мы идем с ним рядом.