Конец моды. Одежда и костюм в эпоху глобализации - [38]

Сомнения в достоверности фотографий и рекламы присутствуют почти всегда, поскольку использование фотошопа предполагается по умолчанию151. И применение программы Photoshop только выявляет, как лакмусовая бумажка, все новые зоны сомнений и неразрешимости в современной культуре. Они обнаруживаются, как мы видели, в разных сферах: не только в фотографии с применением фотошопа, но и в пластической хирургии, в популярности трансгендерных моделей, в небывалом интересе к оптическим иллюзиям. Вероятно, в нынешнюю эпоху не стоит ждать правдивого сообщения или бесспорного факта в сфере моды и красоты. Скорее необходимо привыкнуть к новым условиям игры: в современной культуре постмодерна сомнения по определению неизбежны152.

Установка на критическое восприятие в мире моды сейчас актуальна как никогда. Но когда речь идет об ответственных решениях – например, в сфере детского здоровья, идентификации личности или возможности обдуманного покупательского выбора, мы уже имеем дело с противоположным полюсом неразрешимости: стремлением к правдивости, подлинности. Именно оно стоит за протестами потребителей, движением против фотошопа, модой на новую естественность, законодательными инициативами, направленными на правдивость в рекламе, и петициями на Change.org. Это попытки сопротивляться миру гиперреальности и одновременно сигнал: именно сейчас игры с визуальными знаками требуют постоянной исследовательской рефлексии.

Автор благодарит Ребекку Арнольд за дружеские советы и комментарии по поводу статьи.

5 Культ знаменитостей

ПАМЕЛА ЧЁРЧ ГИБСОН

Новый культурный ландшафт

Хотя слова о том, что интернет и огромное, невероятное влияние социальных медиа изменили мир почти до неузнаваемости, звучат банально, чтобы не сказать – вовсе заезженно, в обществе нет согласия относительно того, к лучшему ли эти радикальные перемены. Ведь, помимо всего прочего, они способствовали становлению, а теперь и утверждению современного культа знаменитостей, о котором Крис Роджек сказал: «Стать поклонником какой-то звезды, как это предполагает культ знаменитостей, означает добровольно принять некую новую форму рабства. <…> Рабство, о котором идет речь, – это зависимость от культа знаменитостей»153.

Безусловно, культ знаменитостей в корне изменил моду и открыл новую эру в ее истории154. В то же время он переработал традиционные модели, связанные со звездной славой в киноиндустрии155, и преобразовал многие элементы мира искусства156. Конечно, самому феномену знаменитости, как справедливо отметил Лео Броуди, уже не одно столетие157. Однако раньше интерес общества всегда был вызван либо политическим авторитетом знаменитостей, либо их социальным статусом, либо явным и признанным талантом. До недавнего времени их физические данные и личная жизнь оставались на втором плане по сравнению с тем, что Роджек называет «врожденными качествами» или «достижениями». Он выделяет три типа знаменитостей: представители первого типа становятся ими по праву рождения, представители второго достигают этого положения благодаря своему неординарному природному таланту. Но сегодня преобладает третий, последний из выделенных Роджеком типов – тех, кто приобретает славу, добивается известности, так или иначе привлекая к себе внимание СМИ, и о ком можно сказать, что они «знамениты тем, что знамениты»158. Другие теоретики медиа и культурологи в своих работах, как нетрудно догадаться, рисуют ту же картину159.

Новый медиаландшафт породил и нашу так называемую эпоху постправды, когда на альтернативные факты можно ссылаться, обращаясь к обществу, и когда звезда реалити-шоу, обладая самой большой на Западе политической властью, может выбрать для коммуникации не традиционные каналы, а «фиды» в «Твиттере» и появления на публике, которым предшествуют масштабные рекламные кампании. Как ни странно, в прошлом некоторые теоретики культуры были убеждены не только в необходимости кардинально преобразовать традиционные медиа, но и в том, что эти преобразования должны существенно улучшить качество нашей жизни. Пожалуй, самый яркий пример – эссе Ханса Магнуса Энценсбергера «Элементы теории медиа» (Constituents of a Theory of the Media). В этой широко известной и весьма оптимистичной работе, изданной в конце 1960‐х годов160, автор сознательно переосмыслил знаменитое эссе Вальтера Беньямина «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости»161. Полвека назад, в период серьезных политических и культурных перемен, когда все еще бытовало мнение, что научный, политический и культурный прогресс неизбежен и все эти сферы связаны между собой, Энценсбергер детально сформулировал свои эгалитаристские идеалы. Он твердо верил, что очень скоро мы сможем создавать собственные медиа и пользоваться ими, а значит, перестанем зависеть от медиапространства, находящегося под жестким контролем тех, кто обладает политической и социальной властью. Предлагаемая им модель активной вовлеченности в медиасферу являлась частью более обширной социалистической стратегии, призванной развивать возможности средств коммуникации. Он выступал за коллективное производство и всеобщую вовлеченность и, что примечательно, еще в доцифровую эпоху предсказал то, что Генри Дженкинс позже нарек «культурой конвергенции»