Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде - [162]
(К. И. Давиденко; ед. хр. 244, л. 8).
Осознавая свое неумение пользоваться литературой, подписчик «Литературной учебы», как уже говорилось, непременно желал получить от «учителей» рецепт легитимного чтения. Кое-кто находил в ней именно то, что искал:
Я искала именно того, чем наполнен Ваш журнал до краев. Я хотела серьезно научиться писать. <…> Мне какую-то глубину надо было; какой-то стержень и я бессознательно искала это, читая массу книг (классиков-то я всех прочла по несколько раз <…>), и иностранную читаю (в переводе, конечно) и крит. библ. статьи и пр.
(Бельтюкова, Акмолинск; ед. хр. 243, л. 31).
Другие требовали более точных инструкций:
Скажу о себе. Я имею среднее общее образование и в настоящее время много читаю художественной литературы. Читаю и плохие и хорошие книги, но как читаю, — это вопрос. И на этот вопрос ваш журнал до сих пор не дал ни одной фразы. <…>
Гордеев. И.<Г.> Ленинград 46, П./с. I-я ул. дер. бедноты 21, кв. 16. 1/VIII — 34 г.
(ед. хр. 253, л. 20)
Учиться мы должны у мастеров в этой отрасли, т. е. у других писателей и поэтов. Между тем начинающий писатель не знает, что ему читать, что лучше прочитать сначала и что после, он не знает какая книга ему будет полезней и в каком произведении и у какого писателя на что нужно сосредоточить внимание при изучении его произведений, поэтому я рекомендую редакции «Лит. журнала» обратить на это серьезное внимание, дабы начинающий писатель не смог набрать в голову всякой «дряни», пропустив «важное».
(В. Янковский, письмо получено 02.08.1930 г.; ед. хр. 243, л. 8)
Читатели старались следовать тому, чему их учили. Так, с определенного момента возникла целая мода на «записную книжку», пользоваться которой советовала «Литературная учеба». Можно сказать, что «записная книжка» в определенный момент стала более важным атрибутом начинающего писателя, чем цельные художественные тексты. «Ученик» спокойно посылал рецензенту несколько записей, ожидая оценки (а в тайне, разумеется, признания) своей талантливости, ведь: «…Говорят, если человек талантлив, то это проглядывает в каждой его строке» (Михаил Ершов, Ленинград, Васильевский остров, 6-я линия, дом 5, кв. 1, 20 мая 1931 г.; ед. хр. 240, л. 11 об.); «Из записных книжек: 1)…чтобы прочитанное раньше толкало читать дальнейшее» (там же).
Случалось, что попытки освоить ремесло, следуя теоретическим схемам, приводили в тупик или к явной крамоле. Следующее письмо показательно: автор, судя по замысловатой перефразировке известных пушкинских строк, которой оно завершается, действительно проникся мыслью о литературе и даже погрузился в стихию интертекстуальности. Однако идея поэтической целесообразности, на которой основывалась современная ему литературоведческая доктрина, не желала согласовываться с практикой. Попутно заметим, что письмо открывается поэтичной «формулой чтения», позволяющей адресанту демонстративно восполнить количеством прочитанного недостаток жизненного опыта и возраста:
Тов. консультанты, ответьте на мой вопрос, который я не могу разрешить. Хотя я мало прожил, но слишком много прочел: стихов и прозы. Последние время, я стал читать с карандашом и медленно, как вы рекоминдуите в журнале «лит-учеба». Сейчас передомной лежить уже прочитанное произвидение Толстого «Воскресенье».
Все я хорошо понял, что говорить автор. Понимаю его героев, как 1) Маслову 2) Неклюдова. Но: не везде-же автор в произведении делает сплошные сравнения или метафоры, не все же «Воскресенье» пересыпано деалогом. Много здесь автор отклоняется и описывает: обстановку в которой живут его герои, описывает природу. Вот этот вопрос, становится поперек, когда сожусь читать, а как-же автор вяжеть деалог с описываемой обстановкой, а самое главное с природой?
Долго я искал ответ на свой этот вопрос и не нашол. Прошу консультацию журнала «Лит-учеба» ответить.
Мне сейчас только 20 лет отроду, но слишком поглащен литературной учебой и уже 6 лет, как миня тянет писать, хотя и материал имею богатый, но благодаря своей, еще безграмотности ни, как ни могу выдить на широкую дорогу.
Гостей слишком много, квартир не хватает, Дак я их теперь помещаю в общежитие. Трях<н>еш общежитие, они просятся к перу. Перо сейчас же просится к бумаге, но гостей уже нет и остаюсь я с бумагой да пером, а они с общежития глядя, издеваются надо мной.
<…>
Гор. Новочеркасск. Хлебный переулок дом № 5й Василий Фед. Дьяконов.
26/II — 31 г.
(ед. хр. 244, л. 21).
Крамола возникала в тот момент, когда читателю предлагалось принять текст из прошлой эпохи за соответствующий требованиям пролетарской литературы. Один из читателей так высказал свое решительное сомнение по поводу фетиша советской идеологии — романа «Что делать?»:
Прочел статью И. Виноградова «О сюжете» («Лит. учеб» № 9 <1933>), где ясно сказано о сюжете романа Чернышевского «Что делать». У миня возник вопрос <…>.
В виду того, что я не опытный читатель, прошу растолковать мне следующее. Мне кажется, что роман Чернышевского «Что делать» (год изд. 1929) местами пропитан идеализмом. От некоторых мыслей, высказываемых в нем, пахнет плесенью [,
Монография двух британских историков, предлагаемая вниманию русского читателя, представляет собой первую книгу в многотомной «Истории России» Лонгмана. Авторы задаются вопросом, который волновал историков России, начиная с составителей «Повести временных лет», именно — «откуда есть пошла Руская земля». Отвечая на этот вопрос, авторы, опираясь на новейшие открытия и исследования, пересматривают многие ключевые моменты в начальной истории Руси. Ученые заново оценивают роль норманнов в возникновении политического объединения на территории Восточноевропейской равнины, критикуют киевоцентристскую концепцию русской истории, обосновывают новое понимание так называемого удельного периода, ошибочно, по их мнению, считающегося периодом политического и экономического упадка Древней Руси.
Эмманюэль Ле Руа Ладюри, историк, продолжающий традицию Броделя, дает в этой книге обзор истории различных регионов Франции, рассказывает об их одновременной или поэтапной интеграции, благодаря политике "Старого режима" и режимов, установившихся после Французской революции. Национальному государству во Франции удалось добиться общности, несмотря на различия составляющих ее регионов. В наши дни эта общность иногда начинает колебаться из-за более или менее активных требований национального самоопределения, выдвигаемых периферийными областями: Эльзасом, Лотарингией, Бретанью, Корсикой и др.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Пособие для студентов-заочников 2-го курса исторических факультетов педагогических институтов Рекомендовано Главным управлением высших и средних педагогических учебных заведений Министерства просвещения РСФСР ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ, ИСПРАВЛЕННОЕ И ДОПОЛНЕННОЕ, Выпуск II. Символ *, используемый для ссылок к тексте, заменен на цифры. Нумерация сносок сквозная. .
В книге П. Панкратова «Добрые люди» правдиво описана жизнь донского казачества во время гражданской войны, расказачивания и коллективизации.
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.
Франция привыкла считать себя интеллектуальным центром мира, местом, где культивируются универсальные ценности разума. Сегодня это представление переживает кризис, и в разных странах появляется все больше публикаций, где исследуются границы, истоки и перспективы французской интеллектуальной культуры, ее место в многообразной мировой культуре мысли и словесного творчества. Настоящая книга составлена из работ такого рода, освещающих статус французского языка в культуре, международную судьбу так называемой «новой французской теории», связь интеллектуальной жизни с политикой, фигуру «интеллектуала» как проводника ценностей разума в повседневном общественном быту.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.