Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде - [125]
Как и предписывалось комиссией по «чистке», в секции были выделены четыре группы: художественные переводчики, технические, научные, группа драматического перевода, созданная первоначально при Всероскомдраме[930]. Научные и технические переводчики перешли впоследствии в ведение Государственного научно-технического издательства[931]. В соответствии с новыми задачами складывались направления и формы работы, в течение нескольких десятилетий определявшие жизнь литературно-художественных институций. Как видно из протоколов заседаний бюро (Приложения XVI–XVIII), секция в значительной степени ориентировалась на массовую, общественно-просветительскую работу: обучение широких слоев населения иностранным языкам, повышение общекультурного уровня пролетарских писателей (ознакомление их с иностранной литературой), участие в создании истории заводов и фабрик, подготовка книг по педагогике и учебников иностранных языков. Массовой работой секции руководил Халме, общественной — Гринберг. За усовершенствование квалификации переводчиков отвечала Вальдман, за связь с издательствами, библиотечную и библиографическую работу — Выгодский. В конце ноября, в связи с мобилизацией Халме в колхозы, секретариат ФОСП назначил исполняющей обязанности председателя бюро Чумандрину, но по неизвестной причине в работе бюро она не участвовала и секцией руководила Вальдман. Ответственность за массовую работу на время отсутствия Халме руководство ФОСП возложило на фанатичного лапповского критика, «ушибленного РАППом», как о нем отзывались современники[932], Н. В. Лесючевского, не занимавшегося переводом.
Особое внимание уделялось обслуживанию необходимых социалистической стройке иностранных специалистов и призыву иностранных рабочих-ударников в литературу; для их «выявления» создавались специальные «ячейки». Причем члены секции назначались в интернациональные бригады как «технические работники», владеющие иностранными языками; политическое руководство осуществлял Дом печати. Совместная работа переводчиков с Домом печати по каким-то причинам не задалась, и в конце 1931 года обсуждался вопрос о передаче руководства интернациональными бригадами Ленинградской ассоциации пролетарских писателей. Для этой цели в ЛАПП срочно создавалась иностранная секция.
Выполнение постановлений бюро неукоснительно контролировалось особой «тройкой». Переводчики выполняли многочисленные общественные нагрузки, осваивали политграмоту в созданном при секции политкружке, изучали постановления правящей партии и РАПП (Приложение XIX). Первое время после «чистки» привычная творческая деятельность была сведена до такого минимума, что на одном из заседаний обсуждался вопрос о ее расширении. Иные оттенки приобрело и само понятие творческой работы. К ней относили устройство вечеров по призыву иностранцев-ударников в литературу, организацию иностранных литстраничек на радио с социально-значимой тематикой («Красная Армия и война», «Красная Армия и соцстроительство»), В сохранившихся протоколах бюро упоминается лишь об одном «классическом» заседании секции с докладом Губера «Творчество Дос Пассоса. 42-я параллель»[933]. Приоритетное значение получил перевод произведений советских писателей для «экспорта их за границу» и перевод литературы национальных республик. Оценивая перестройку секции, Союз писателей, также переживший коренную ломку, отмечал, что ее прежнее руководство «оказалось не на высоте» и только в результате жесткой чистки «секция стала на правильный путь»[934].
Подконтрольная секция постепенно включалась в организацию выпуска переводной литературы: налаживались контакты с издательствами, представители секции участвовали в обсуждении издательских планов, наметилась некоторая плановость и приоритетность в предоставлении переводов членам секции, введен учет переводной литературы, издаваемой в СССР, и рецензий на выпускаемые издания. С официальным признанием труда переводчика профессией были утверждены членские билеты, специальные анкеты и личные учетные карточки переводчиков. Заметим, что первые формы анкеты и членского билета разрабатывались еще в начале 1920-х годов Всероссийским обществом переводчиков-литераторов.
Переводчики получили реальную возможность влиять на уровень выпускаемых переводов. К этому времени сложилась группа профессионалов, способная взять на себя ответственность за подготовку квалифицированных кадров. Все переводы до их выхода в свет проходили апробацию на производственном кружке; регулярно проводилась квалификация переводчиков с учетом разработанных секцией требований к переводчикам. В декабре 1931 года открылась студия с четырьмя отделениями: французское (руководитель А. А. Смирнов), английское (Д. М. Горфинкель), немецкое (И. Б. Мандельштам), театральное (В. Ф. Боцяновский, ассистент — А. Д. Радлова).
Секция, не имевшая прежде денег даже на рассылку оповещений о литературных «субботниках», регулярно получала денежную субсидию от ФОСП. Вступление в профсоюзную организацию, Горком писателей, обеспечило переводчикам многие социально-бытовые льготы: санаторно-курортное обслуживание, социальное страхование, право на дополнительную жилплощадь, получение продуктов и промтоваров в закрытом распределителе, созданном для руководителей и «актива» организаций. Профсоюзным заботам — участию в разных комиссиях (столовой, лавочной) и секторах Горкома — на заседаниях бюро отводилось немало времени. Иначе говоря, многие проблемы дела перевода, входившие в сферу внимания и секции переводчиков Союза писателей, и первого Союза переводчиков, разрешились в процессе огосударствления институции.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.
Франция привыкла считать себя интеллектуальным центром мира, местом, где культивируются универсальные ценности разума. Сегодня это представление переживает кризис, и в разных странах появляется все больше публикаций, где исследуются границы, истоки и перспективы французской интеллектуальной культуры, ее место в многообразной мировой культуре мысли и словесного творчества. Настоящая книга составлена из работ такого рода, освещающих статус французского языка в культуре, международную судьбу так называемой «новой французской теории», связь интеллектуальной жизни с политикой, фигуру «интеллектуала» как проводника ценностей разума в повседневном общественном быту.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.