Конец игры. Биография Роберта Фишера - [96]

Вернувшись в Лос-Анджелес Бобби написал матери, спрашивая, когда она сможет его навестить с надеждой на ответ «скоро», и посоветовал ей плыть из Англии, а не лететь. Он рассказал, что его прошлые морские путешествия оказались «новым опытом». В конце письма последовали инструкции: «Напиши мне на почтовый ящик и не включай мое имя в адрес. Это не обязательно».

Он просто не хотел общаться с незнакомыми людьми, и категорически потребовал от Джека Коллинза, чтобы никакой почты — даже важной, хвалебной или личной — ему не пересылали. Возможно, его беспокоило, что письмо могло содержать яд, а пакет — взрывчатое вещество.

Шахматные коллеги Бобби — включая Роберта Бирна — говорили, что настоящей причиной его уединения и нежелания, чтобы хоть кто-то знал, где он находится в данный момент, был страх — он боялся убийц из КГБ. Бобби верил по их словам — что советские были взбешены его победой над Спасским и, следовательно, принижением их великих культурных достижений, и потому намеревались его убить. Конечно, страхи Бобби многими рассматривались как проявление зарождающейся паранойи, и хотя крайне маловероятно, что КГБ плело заговор против него, даже у параноиков могут быть настоящие враги. В рестораны Бобби всегда приходил со своими лечебными препаратами и снадобьями, способными, по его мнению, мгновенно обезвредить яды, которые могли подсыпать ему в пищу или подлить в напитки агенты КГБ. Ханс Рее, голландский гроссмейстер и опытный журналист, подытожил: «Безусловно, у Фишера были невыдуманные враги, по-настоящему могущественные». Он далее указал, что Михаил Суслов, один из наиболее влиятельных лидеров в СССР, издавал инструкции по свержению (не убийству) Бобби путем создания обстановки, «неблагоприятной для Фишера». Рее заключил: «В документах [КГБ] нет ничего, что указывало бы на наличие в его недрах планов физического устранения Фишера. Но это не значит, что таковых планов не было вообще». Важно то, что Бобби был убежден в их наличии и действовал соответственно.

Частично желание Бобби уединиться может быть объяснено его чтением. Ницше говорил, что одиночество делает нас жестче в отношении самих себя, и более мягкими по отношению к другим. Он считал, что и то, и другое улучшает характер человека. И поскольку Ницше оказал на Бобби некоторое влияние, тот, возможно, стал следовать его курсом, не отклоняясь ни на йоту. Отказываясь читать письма, которые могли быть хвалебными, или те, что могли пойти ему на пользу, как, например, письма от старого друга или содержащие приглашение быть почетным гостем в Вест-Поинт (Военная академия США), он намеренно поддерживал свое уединение.

Ясно, что Фишеру было очень трудно принимать во внимание что-либо, не входящее в им составленное расписание. Он настолько отдался «пути истины», давая одновременно волю случайным чувствованиям, что попросту не хотел отвлекаться на тривиальность — в его понимании — похода к почтовому ящику, где его могли ждать письма от неизвестного или нежелательного отправителя.

Поскольку Джека Коллинза знали, как учителя Бобби, и он всегда был открыт к контактам — его телефонный номер имелся в справочнике номеров Манхеттена — он ежедневно получал много звонков и сообщений от людей, которые по тем или иным причинам хотели связаться с Бобби. К несчастью для них и даже к еще большему несчастью для Бобби, после того, как Коллинз получил письмо с просьбой больше не передавать для него сообщений, эта линия оказалась перерезана и просьбы о контактах перемещались в мусорное ведро забвения.

В общем, Бобби погрузился в депрессию, но всё еще находил в себе силы каждый день подниматься с постели и выходить на улицу. Он оставался внимателен к окружающему миру и не ограничивал свою физическую активность. Но в ретроспективе чувствовал себя плохо из-за упущенной возможности получить часть от той суммы в 5 млн долларов в 1975 году. Кто знает, когда представится следующая возможность заработать столько денег? По правде сказать, сводить концы с концами ему надоело. Также мозг подтачивали мысли о неудаче в поисках романтической любви, и его постоянные религиозные сомнения. Накапливающиеся печали стали одной из причин его нежелания общаться с людьми… только, если он не чувствовал себя очень комфортно и безопасно рядом с ними. Поэтому он каждый день наматывал на ноги многие мили в пеших прогулках, погруженный в мечтания, или зависая в медитациях.

Спортивный обозреватель однажды написал, что Фишер — быстрейший ходок из всех, кого он видел вне олимпийских игр. Шагал он широко, слегка раскачиваясь при ходьбе, его левая рука высоко взмывала в такт с левой ногой, правая рука — в такт с правой ногой, в необычном каденсе. Другой журналист, Брэд Даррах — именно на него подавал в суд Бобби — говорил, что когда он гулял с Фишером, то чувствовал себя словно Доупи, один из семи гномов, пытающийся поспевать за обычными людьми. Былой друг Бобби Уолтер Браун так говорил о прогулках с Бобби: очень быстро более трех миль — от манхеттенского шахматного клуба до Гринвич-виллидж на западной стороне Манхеттена, обед в средиземноморском ресторане и прогулка назад на восточную сторону, еще три мили. Прогулки позволяли Бобби думать — или забываться в мыслях — и держать себя в форме. Он считал их — вместе со спортом и чтением — одним из своих любимых времяпрепровождений.