Конец игры. Биография Роберта Фишера - [95]
Его проживание на Орандж-авеню не стало постоянным, он начал арендовать жилье в бедных кварталах Лос-Анджелеса рядом с МакАртур-парк, снимая комнаты в домах, которые можно назвать ночлежками, иногда на одну ночь или неделю.
В скором времени его — непричесанного, физически несобранного — уже было не отличить от остальных опустившихся обитателей этих районов. Его десять 400-долларовых костюмов хранились на каком-то складе, но он, как-будто, и думать бросил о том, чтобы прилично одеваться. Он перестал работать регулярно, отрастил брюшко, одевался во что попало, редко брил бороду или делал прическу у парикмахера, у него даже выпали пломбы из зубов.
Это последнее обстоятельство было так раздуто за многие годы прессой, что вошло в книгу «Бобби Фишер — городские легенды», в качестве доказательства его «сумасшествия». Где-то как цитата приводились якобы его слова о том, что он удалил пломбы из-за опасения, как бы советские не повредили ему мозг, посылая вредоносные радиосигналы через металл в его зубах — и едва ли не в каждой книге о Бобби или биографической справке с тех пор упоминается эта выдумка. Либо цитата была выдумана или запомнилась неверно, или Бобби издевался над журналистом, который записал всё это. Правда состояла в том, что он удалил пломбы по причине, как он полагал, разумной заботы о своем здоровье. Он сочувствовал Этель Коллинз, поскольку она страдала от хронических проблем с деснами.
Бобби верил, что вставные зубы и металлические пломбы (особенно серебряные) вредили периодонтальному здоровью, поскольку раздражали десны. Он был также убежден, что ртуть, содержавшаяся в большинстве пломб, оказывала токсический эффект на его тело.
Поэтому Бобби попросил дантиста удалить все пломбы в блиц-режиме (процедура заняла несколько минут), и он рекомендовал Этель сделать то же самое. Он признавался, что есть без пломб «неудобно», но это лучше, чем потерять все зубы, а именно так — считал Бобби — произойдет, если пломбы сохранить.
Через много лет в Исландии он сказал своему близкому другу Гардару Сверриссону, что история о «радиосигналах» через пломбы была выдумкой: причина, по которой он их удалил, заключалась в том, что пломбы создавали проблем больше, чем решали.
Но плохо было то, что зубы без пломб теряли поддержку и стали более хрупкими. Они легче портились, и начали постепенно разрушаться. Со временем он потерял много зубов. Поскольку он больше не верил в визиты к дантистам (да и не мог их себе позволить), в коронки, импланты или вставные зубы, его плохие и недостающие зубы еще более делали его похожим на бродягу.
Несмотря на сердечное общение с Коллинзами и его попытку обратить их в свою веру относительно теории заговоров, он глубоко ранил Джека Коллинза, отказавшись написать предисловие к его книге «Мои семь шахматных вундеркиндов» (1974). Джек сказал ему, что если тот просто напишет коротенькое предисловие, то он сумеет получить солидный аванс у издателя. Коллинзу нужны были деньги, — он не бедствовал, но ему постоянно их не хватало, поскольку жить приходилось на зарплату Этель, работавшей сиделкой на неполной ставке. Свою просьбу он выразил в сердечной форме без просительных ноток, но Бобби в своей безжалостной манере ему даже не ответил. Пришлось Ломбарди его замещать.
Когда Бобби начинал себя чувствовать непереносимо одиноко, он направлялся на север в Пало-Альто погостить у сестры и ее мужа, Рассела Тарга, ученого из Стэнфордского института, специалиста по экстра-сенсорному восприятию. Джоан была еврейкой, как и Рассел и их трое детей, и после многократного выслушивания его антиеврейских тирад семья попросила своего гостя к ним больше не приезжать.
Недалеко от Джоан проживал его друг гроссмейстер Петер Байасас с женой Руфью, и Бобби гостил у них по несколько недель. За четыре месяца Фишер и Байасас сыграли семнадцать пятиминуток, и Бобби выиграл все. Байасас утверждал, что ему ни разу не удалось добраться до эндшпиля: Бобби стирал его с доски в очень короткое время.
Трижды Бобби ездил в Беркли, расположенный в районе гавани Сан-Франциско, чтобы повидаться с Уолтером Брауном, австралийско-американским гроссмейстером. Они разбирали несколько партий Брауна из его последних турниров, но в шахматы не играли. Однажды они предприняли долгую прогулку на закате, чтобы полюбоваться прекрасным видом на город через залив. Во время прогулки Бобби долго разглагольствовал относительно Всемирного еврейского заговора и сделал много антисемитских замечаний, но когда они вернулись и сели ужинать вместе со всей семьей, Бобби прекратил свои бредни. На третий визит Бобби остался ночевать у Брауна. После ужина он попросил воспользоваться их телефоном и говорил по межгороду весь остальной вечер — «часа четыре», вспоминал позднее Браун, который в конце концов не выдержал и сказал: «Знаешь, Бобби, прекращай разговор, мне это не по карману». Бобби положил трубку и тотчас сказал, что ему нужно срочно уезжать и что он не может остаться на ночь. Больше они никогда не разговаривали.
