Конец игры. Биография Роберта Фишера - [50]

Возникла ситуация, в которой такой молодой шахматист, как Бобби, мог безвозвратно рухнуть в бездну поражений. Но он сумел взять себя в руки, и, несмотря на поражения, вернул оптимистическое настроение. Он нашел успокоение в абстрактном мире Льюиса Кэрролла, где всё навыворот. Он писал: «Я теперь в хорошем настроении, и у меня отличный аппетит. [Как] в “Алисе в стране чудес”. Помните? Красная королева кричала перед тем, как соринка попала ей в глаз. У меня хорошее настроение перед тем, как я выиграю все оставшиеся партии».

«Сходим в кино?» — предложил Дмитрие Белица однажды вечером накануне партии со Смысловым. Белица — югославский шахматный журналист, получивший на телевидении национальную известность в качестве футбольного комментатора. Он сдружился с Бобби в Портороже и, относясь с пониманием к его жалобам, полагал, что поход в кино поможет Бобби отвлечься. Так получилось, что в Белграде демонстрировался только один фильм на английском языке с названием «Жажда жизни» — красочный биографический фильм о полубезумном голландском художнике Винсенте ван Гоге.

Бобби принял приглашение и сразу после сцены, в которой ван Гог отрезает себе ухо после глупой ссоры с Полем Гогеном, Бобби повернулся к компаньону и прошептал: «Если завтра не выиграю у Смыслова, отрежу себе ухо». Фишер блестяще руководил черными фигурами на следующий день и выиграл первую партию у русского экс-чемпиона мира. Параллель линий жизни Фишера и ван Гога доходит только до этого момента, ухо Бобби осталось на месте.

Дальнейшее происходило по шаблону, причем не лучшему для Бобби: если он у кого-то выигрывал, то на следующий день обязательно проигрывал. Он победил Бенко, но затем проиграл Глигоричу. После победы над Фридриком Олафссоном, новое поражение от Таля. Бобби понял, что шансы на завоевание титула стремительно тают, но ему вовсе не хотелось заканчивать, как Терри Маллоу — герой Марлона Брандо в одном из самых любимых фильмов Бобби «На берегу» — «с билетом в один конец до Палукавилля».

Бобби проигрывал партии, которые мог свести вничью, и делал ничьи там, где мог выиграть. Он похудел на десять фунтов, и не из-за плохого аппетита. Гостиничный доктор прописал ему тоник, который никак не улучшил состояние «больного». Его дорожные деньги очень сильно уменьшились после потери семи чеков путешественника, и получить у матери новые оказалось непросто. Однажды он даже назвал ее «мерзкой» за то, что она отказалась восполнить недостающие средства. «Ты знаешь, что я очень экономно трачу деньги», — жаловался Бобби. Ларсен, по его мнению «угрюмый и неотзывчивый», продолжал сеять в нем сомнения, убеждая в том, что он может рассчитывать только на место в низу турнирной таблицы. Когда Ларсен повторил это публично, и слова его напечатала белградская газета «Борба», Бобби обуял гнев он чувствовал себя униженным. Ларсен был его секундантом, ему платили 700 долларов — эквивалент нынешних 5000, и Бобби ожидал, что тот будет его подбадривать, и уж во всяком случае, не станет исполнять на публике роль Кассандры.

Он проиграл Талю, но некоторые его партии заслужили высокую оценку. Гарри Голомбек, главный судья, сказал, что Фишер усиливает свою игру с каждой партией, и что, по его мнению, «если бы турнир продолжался 56 туров вместо “всего лишь” 28-ми» Бобби занял бы место гораздо выше. «Таль ему еще “не но зубам”, но его две победы над Кересом и равный счет со Смысловым достаточно ясно говорят о высоком классе».

Чемпион мира Михаил Ботвинник поставил неправильный диагноз юному американцу, написав: «Сильные и слабые стороны Фишера в том, что он верен себе и всегда играет одинаково, вне зависимости от того, кто сидит против него или других внешних факторов». Действительно, Фишер редко изменял своему стилю, и это давало его соперникам некоторый плюс, поскольку они знали наперед, какие дебюты он применяет, но Ботвинник не догадывался о той ярости, которая обуяла Фишера из-за разрушительной атмосферы, созданной Талем.

Бобби начал плести заговоры. Таля требовалось остановить, если не за доской, то каким-то иным образом. Таль, считал он, умышленно применяя непорядочные приемчики, заставил его проиграть три партии подряд, украв у него первое место: «Его жульничество лишило меня матча с Ботвинником», — писал он матери.

Был ли это клинический случай паранойи или просто детской фантазией, трудно сказать, но Бобби стал вынашивать планы — и даже переносить их на бумагу — репрессалий против Таля: «Может, стоит ткнуть ему в глаз — или в оба жучиных глаза — ручкой? Или лучше отравить? Я могу пробраться в его комнату в отеле “Эспланада” и насыпать яду в стакан». Несмотря на мечты о мести, которые в реальность не воплотились, играл он с доблестью в их четвертой по счету партии, которую журналистам обещал выиграть вне зависимости от того, на какие хитрости пустится Таль на доске и за ее пределами.

Бобби даже применил психологический трюк, несмотря на свое часто цитируемое высказывание: «Я не верю в психологию — я верю в сильные ходы». Обычно он сначала делал ход на доске, переключал часы и затем записывал ход на бланке. В этой партии на 22-м ходу он внезапно изменил процедуру, и сначала записал ход на бланке, причем использовал русскую систему нотации. Затем он подвинул бланк так, чтобы Таль смог увидеть написанное, и, пока часы его тикали, наблюдал за реакцией Таля.