Конец игры. Биография Роберта Фишера - [131]
Гудмундссон пытался объяснить свой замысел. Он рассказал Бобби, что у фильма есть потенциал, чтобы стать шедевром: «Это постмодернистский документальный фильм с художественными элементами».
«Наплевать мне на это, — вскричал Бобби. — Скажите мне, о чем будет фильм».
Гудмундссон набросал ему схему в стиле предложения «всё включено» специалиста по связям с общественностью:
Это фильм об атомной бомбе.
Это фильм о полицейском на пенсии.
Это фильм о безоглядной любви.
Это фильм о чемпионе мира по шахматам.
Это фильм о безоговорочной ненависти.
Это фильм об иконе.
Это фильм о победе.
Это фильм о войне против террора.
Это фильм о международном беглеце.
Это фильм о безумстве.
Это фильм о танцах в стиле рок.
Чем дальше читал Бобби, тем большее отвращение вызывал у него фильм, Гудмундссон и Саэми. Бобби обратился к членам RJF-комитета с просьбой остановить производство фильма или добиться судебного запрета. Выражая симпатию к положению, в котором оказался Фишер, комитет разослал своим членам письмо протеста, пересланное, в конечном счете, исландскому телевидению, другим медиа, а также тем, кто финансировал фильм и его дистрибьюторам. Бобби изменил некоторые выражения в письме протеста, сделав его более жестким и менее дипломатичным. В нем, в частности, говорилось:
М-р Фишер желает, чтобы группа привлекла внимание к тому факту, что сценарий и структура вышеупомянутого «документального фильма», являющегося объектом письма, совершенно неудовлетворительны, и что сам материал был получен обманным путем.
Основная тема фильма с рабочим названием «Мой друг Фишер», находится, по его мнению, в полном противоречии с идеями, предложенными в 2005 году касательно возможной новостной программы для исландского телевидения, посвященной осуществленному США киднэппингу м-ра Фишера в Японии с заключением его в тюрьму, и последующему дарованию ему исландского гражданства и освобождению из тюрьмы.
В виду изложенного выше, абсолютно против его желания, чтобы партии Исландии и любых других стран субсидировали производство фильма или показывали его по завершении съемок и монтажа.
Бобби уже перестал разговаривать с Саэми и отвечать на звонки Гудмундссона, а своего экс-телохранителя называл уже не иначе, как «Иуда» за попытку сделать фильм, который больше о нем, Саэми, чем о страданиях Бобби. Он, Бобби хотел, чтобы фильм получился полемическим, не биографическим, — и уж совсем не о его телохранителе. Почти в полном составе члены RJF-комитета перестали контактировать с Саэми Палссоном. Фильм оказался кассовым провалом, и принес только 40000 долларов. Дополнительные деньги удалось получить от продаж DVD и телевизионной лицензии.
Затем королевское недовольство Бобби направилось на другого исландца Гудмундура Тораринссона. «Я так и не получил всех денег от продажи билетов в 1972 году», — неожиданно выдвинул он обвинение против Тораринссона на одной встрече у себя дома. «Я хочу посмотреть бухгалтерские книги. Где они?», — потребовал Бобби. Тораринссон разинул рот от удивления, не зная, что и ответить. Затем объяснил, что Бобби получил все причитающиеся ему деньги, но что гроссбухи дома он не держит, но может их поискать в офисе исландской шахматной федерации, коей он был президентом в 1972 году, когда собственно и инициировал подачу заявки на матч за мировое первенство. После тридцати истекших лет маловероятно, что записи сохранились. Бобби ответ не удовлетворил. Книги найти не удалось, и Бобби больше с Тораринссоном не разговаривал.
Бобби использовал различные формы ложной логики для обвинения и нападения на целые классы людей, таких как евреи. Теперь он применил ложную логику против доброжелательных исландцев. Его алогичный силлогизм звучал так:
Саэми обманул и предал меня.
Саэми исландец.
Поэтому все исландцы обманщики и предатели.
Поток нападений, подозрений, надуманных и далеко идущих оскорблений стал извергаться в сторону RJF-комитета после инцидента с Саэми, и мало кому из группы его поддержки удалось избежать гнева Фишера. Даже стойкие приверженцы Бобби ощутили остроту его жала: Хельги Олафссон за то, что не терпел антисемитизма Бобби, и за слишком большое число вопросов о «старых шахматах» («Наверное, пишет книгу»); Дэвид Оддссон по неизвестным причинам, даже Оддссону; и, что удивительно, Гардар Сверриссон, его ближайший друг, его представитель и сосед — за то, что не информировал Бобби о глупой и безвредной фотографии ботинок Бобби, появившейся в «Моргунбладид». Гардару удалось выйти из размолвки почти без ущерба — недовольство Бобби длилось только 24 часа. Остальные члены группы стали персонами нон грата.
К осени 2007 года разочарование Бобби Исландией стало бесповоротным. Он называл ее «Богом забытой страной» и характеризовал исландцев, «как особых людей, но в негативном смысле». Но если исландские доброжелатели знали о неблагодарных высказываниях Фишера («Я ничего не должен этим [людям]!», — заявлял он презрительно), они не обсуждали их публично, что характерно для большинства скандинавов. Те, кто прямо испытали на себе его неблагодарность, были опечалены, но стойки. «Ну, что ж, это Бобби, — заметил один исландец. — Нужно принимать его таким, каков он есть». Словно он был «дурачок», трудный ребенок, не в таком уж секрете усыновленный исландцами, но с любовью и без предчувствий дурного.
