Конец и начало - [46]

Пожав плечами, Аналитик продолжила другим тоном:

— Короче говоря, заранее извиняюсь, Единичка. Когда вернёмся, угощу тебя в нашей столовой, так что не думай о нас плохо.

— Что бы вы ни говорили, я больше не собираюсь следовать вашим приказам. Вы не правы. Так... так просто нельзя, — уверенно ответил Цербер и протянул Харуюки правую руку. —Кроу-сан, быстрее, хватайте меня и бегите. Если вы сделаете это, они немедленно прекратят сражаться с вашими друзьями. Они... принципиально не совершают лишних телодвижений.

Харуюки смотрел на протянутую руку. В голове его бушевали сомнения.

Перед началом боя он твёрдо сказал себе, что у него одна цель — спасение Нико, и он не позволит ничему перехватить приоритет у этого задания. Но если слова Цербера — правда, то победа над ним не решила бы задачи, и более того — лишила бы его последних очков.

Кстати, зачем Аргон и Вайс вообще пригласили сюда Цербера?

Скорее всего, он нужен им для той «казни», что они уготовили Нико. Другими словами, Цербер прав в том, что если отнести его подальше отсюда, то нависшая над Нико опасность на время минует... наверное.

Придя к этому выводу, Харуюки отбросил сомнения и схватил протянутую руку Цербера.

Сжав её в ответ, Цербер чуть более низким голосом сказал:

— Возможно... мне вообще не стоило приходить сюда, а умереть где-нибудь вдалеке. Но... я хотел сразиться с вами, Кроу-сан, один последний раз. Я хотел поблагодарить вас за то... что вы позволили мне сражаться, забыв обо всём...

— Цербер... — Харуюки сжал его руку настолько сильно, насколько мог, чтобы не наносить урона, а затем решительно проговорил, — С первой частью твоего плана я согласен. Но лишать тебя очков я не стану. Я уверен, должен быть способ спасти и Рейн, и тебя.

Не дожидаясь ответа, он повернулся к стоящей в десятке метрах от них Пард, собираясь попросить её доделать работу...

Но тут...

— И не надейся, — послышался вдруг голос, в котором уже не слышалось ни капли жизнерадостности. Он звучал холодно, словно треск погибшего от мороза дерева. — В этом мире невозможно кого-либо спасти. В нём с самого начала не было спасения. В нём есть лишь ненависть, война, предательство, обман, насилие, скорбь, отчаяние и-тэ-дэ-и-тэ-пэ. Пришла пора показать вам истинную жестокость Ускоренного Мира...

Прервав леденящую душу речь, Аргон Арей свесила руки, слегка наклонила голову и сказала:

— Твой выход, Троечка. Цербер номер три, активация.

Харуюки тут же напрягся, подумав, что она объявила название спецприёма. Но он ошибся. Реакция на слова последовала не со стороны Аргон, а со стороны державшего Харуюки за руку Вольфрам Цербера.

Визор его лица начал со скрипом закрываться. Раздался тихий вскрик, а левой рукой он попытался остановить его, показывая, что закрывалась маска не по его воле. Но крепкая броня визора продолжала неумолимо смыкаться, напоминая гидравлический пресс. Открытое сантиметров на пять лицо постепенно исчезало за волчьими клыками.

— Цербер!.. — хрипло воскликнул Харуюки и ухватился за визор левой рукой.

Его пальцы тут же пронзил такой холод, будто он вцепился в сухой лёд. Но броня Цербера не замёрзла. Её покрывал тусклый, едва заметный Оверрей. Эта фиолетовая аура напоминала не свет, а какую-то вязкую жидкость, окутавшую аватара.

— Кроу...сан... — раздался измученный голос Цербера сквозь сантиметровую щель. — Прости... те... я не думал, что они... смогут пробудить «третьего» силой...

— Не сдавайся, Цербер! Не отдавай контроль! — отчаянно воскликнул Харуюки, вставляя палец в сузившуюся до пяти миллиметров щель.

Но зазубренная броня безжалостно вгрызалась в серебряную броню Харуюки, продолжая смыкаться. Три миллиметра, два...

— Бегите, Кроу-сан. Пока он... не... вылез...

Это были последние слова Цербера... вернее, «Единички», Цербера I.

Раздался громкий звук, похожий на лязг клещей, и визор окончательно сомкнулся. Удар отбросил его левую руку, но Харуюки продолжал изо всех сил держать правую руку Цербера.

— Цербер! Не сдавайся, Цербер! — отчаянно пытался докричаться Харуюки, но сомкнувшаяся волчья маска уже не отвечала.

Маленький металлический аватар словно превратился в железную статую, сидящую на мраморном полу.

А затем вдруг послышался скрипящий звук. Он доносился не со стороны лица, а слева снизу... со стороны наплечника. Зигзаг наплечника, похожий на тот, что бежал по визору, постепенно раскрывался. Харуюки видел нечто подобное в конце их второй битвы. Визор лица закрылся, открылся наплечник, и Вольфрам Цербер удивительным образом стал другим человеком.

Но...

Четыре дня назад источник звука был другим.

В этот раз на глазах Харуюки раскрывался не левый наплечник, а правый. Свет, доносившийся из узкой щели, был не красным, как у «второго», а тёмно-фиолетовым. Это цвет той самой ауры, что автоматически защищала Цербера в этой битве.

Раздался глухой лязг, и правый наплечник окончательно раскрылся.

А в следующее мгновение Харуюки ощутил, как по спине его пробежал леденящий холод. Он инстинктивно отпрянул и отпрыгнул, но слегка опоздал. Рука Цербера вдруг испустила похожую на когти ауру, оставив на правой руке Харуюки три глубокие раны.