Конец Дракона - [16]
- Имей в виду, у тебя тиф. Пока ты здесь. Тебя никто не тронет. В эту палату ни один немец не войдет.
Я говорю:
- Повезло мне… Лучше от тифа умереть, чем на виселице болтаться…
А доктор мне отвечает:
- А зачем тебе умирать? Ты у нас поправишься…
Я только головой покачал. Никто еще из тифозной палаты живым не выходил.
А доктор новую загадку задает:
- Вылечить такого тифозного нетрудно. Труднее похоронить тебя. А еще труднее после похорон в другой лагерь переправить…
Тут, Серега, у меня ум за разум зашел. Если поправлюсь, чего меня хоронить? А если помру и меня похоронят, зачем мертвяка в другой лагерь переправлять?
Лежу я день, другой. Удивляюсь: какой-то у меня тиф непонятный: жару особого нет, только что голова разбитая болит. Никаких лекарств не дают. А перевязку на голове санитар-поляк аккуратно делает.
Вот прошло три дня, я малость отошел, а только радости от этого - никакой. Знаю ведь: выздоровею, сразу попаду сатане в зубы! Натешатся враги надо мной вволю. И все мне покоя не дает тот разговор с доктором. Чую: что-то за теми его словами кроется, а что именно - не могу додуматься…
И вдруг ночью появляется доктор Козиоров, а с ним санитар-поляк. Уложили они меня на носилки и вынесли из палаты. Там в лазарете есть такая комната с ширмой. Внесли меня за эту ширму, я смотрю - на скамье труп лежит. Доктор говорит:
- Снимай куртку.
Снял я свою куртку, а санитар мне другую подает. А доктор продолжает:
- Если хочешь уцелеть - запомни: твоя фамилия теперь Куценко Иван Владимирович. Номер - двенадцать сорок. Запомнил? Иван Куценко. Двенадцать сорок!
Санитар тем временем обрядил покойника в мою куртку.
Тут я понял многое, Серега. И, прежде всего, то понял, что и за колючей проволокой бьются люди с фашистами. Без гранат, без винтовок, голодные, разутые, а бьются… Ты сообрази, Серега, и поляк, и доктор знали ведь: пронюхают гестаповцы, что вместо меня другого похоронили, такую им муку придумают, что и в аду не бывало. Но они не испугались, жизнью рисковали, чтобы спасти нас с тобой. Думаешь, они одни такие? Нет, брат Серега, настоящие люди есть везде. Есть они, ясно, и в этом лагере. И мы их найдем здесь с тобой. Разыщем…
Завыла лагерная сирена. Надо было спешить в свой барак. Мы наскоро попрощались и разошлись, чтобы вскоре вместе с другими узниками начать тайную войну за колючей проволокой.
ТРУС
Люся умерла, не узнав моей тайны. Умерла, презирая меня, считая меня трусом.
Расскажу все по порядку.
На первомайском вечере в школе Люся читала стихи, а я играл на скрипке. Все ребята нашего седьмого «б» орали «браво», «бис», топали ногами и били в ладоши. Я сказал «все ребята», но это не совсем верно. Васька Пенов сидел в первом ряду, он не кричал «браво», не хлопал в ладоши. Я играл, а он смотрел на меня в упор, и зеленые кошачьи глаза его словно остекленели.
Странно, но быть счастливым в тот вечер мне мешал неподвижный взгляд Васьки…
Домой я возвращался с Люсей - мы жили на соседних улицах, за Сиреневой рощей.
- Ты здорово играл сегодня, правда, правда, здорово! - говорила она, чуть картавя.
Мне часто казалось, что Люся специально подбирает слова, в которых есть буква «эр», чтобы картавить. Откуда она знала, что мне это нравится?
- И ты здорово стихи читала! - сказал я. - Ребята так топали, что пол трещал. Один только Пенов сидел как замороженный!
Люся вдруг остановилась и сказала, опустив голову:
- Васька вчера… признался мне…
- В чем признался?
- В любви…
- В любви? Тебе?! - Я загоготал, точно гусь на реке: - Здорово! Вот потеха!
- Не надо… сказала тихо Люся. - Над этим не смеются. - И она взяла меня под руку.
Первый раз девочка взяла меня под руку. Я шел не дыша, боясь вспугнуть совсем незнакомое мне ощущение- счастливое и немного тревожное.
Так, молча, мы дошли почти до Люсиного дома, когда из-за кустов сирени вдруг выскочил Васька. Я почувствовал, как испуганно дернулась Люсина рука.
Коротконогий, приземистый Пенов шагал вперевалку, засунув руки в карманы, подняв широкие плечи до самых ушей.
- Под ручку крендельком! - Васька преградил нам дорогу. - Милуетесь-целуетесь! Жених и невеста! На свадьбу позовете?
- Не говори глупостей, Васька!
Голос Люси прозвучал жалобно.
- Иди, иди! - подхватил Васька. - Топай! Сейчас твой музыкант получит до-ре-ми-фа-соль!
Едва Люся скрылась за кустами сирени, как мы уже схватились. Мы бились неумело, колотя друг друга куда попало. Каждый из нас побывал не раз на земле, носы у обоих были расквашены, но мы продолжали биться, разъяряясь все больше и больше. Ударом в грудь я сбил Ваську с ног, но он сразу вскочил, и кисть моей левой руки оказалась зажатой в его широкой лапе.
- Больше тебе не пиликать! - прохрипел Васька и рванул с вывертом мои пальцы.
Собрав все силы, я схватил его правой рукой за горло, Васька широко раскрыл рот и мешком осел на землю…
Мы встретились в школе после майских праздников. Левую руку я держал в кармане - не хотел, чтобы Васька видел мои замурованные в гипс пальцы. У Васьки под глазом зеленел синячище. Люся знала, как заработал свой фонарь Пенов. Она призналась мне, что видела нашу драку.
- Ты здорово бился! - сказала она. - Знаешь, я ненавижу трусов!
В этой книге — три повести: о чекистах, пограничниках и работниках милиции. Дело, которому они служат, требует не только мужества, находчивости, неколебимой твёрдости, но и душевной чуткости, любви к человеку, высокой нравственной чистоты.Повести Н. Ходзы остросюжетны, события в них развиваются стремительно и увлекательно, и в то же время в основе каждой повести лежат проблемы гражданственности, конфликты, носящие психологический и нравственный характер.
Первая книга проделок Хитрюшкина — 10 небольших историй о художнике Хитрюшкине, который рассказывал и рисовал детям разные истории и загадки. Кроме развлекательного, книжка имеет и познавательный характер.Для дошкольного возраста.
Мифы и легенды народов мира — величайшее культурное наследие человечества, интерес к которому не угасает на протяжении многих столетий. И не только потому, что они сами по себе — шедевры человеческого гения, собранные и обобщенные многими поколениями великих поэтов, писателей, мыслителей. Знание этих легенд и мифов дает ключ к пониманию поэзии Гёте и Пушкина, драматургии Шекспира и Шиллера, живописи Рубенса и Тициана Брюллова и Боттичелли. Настоящее издание — это попытка дать возможность читателю в наиболее полном, литературном изложении ознакомиться с историей и культурой многочисленных племен и народов, населявших в древности все континенты нашей планеты. В данном томе представлены верования и легенды народов Восточной и Центральной Азии, чья мифология во все времена была окутана завесой тайны.
В этой книге — три повести: о чекистах, пограничниках и работниках милиции. Дело, которому они служат, требует не только мужества, находчивости, неколебимой твёрдости, но и душевной чуткости, любви к человеку, высокой нравственной чистоты.Повести Н. Ходзы остросюжетны, события в них развиваются стремительно и увлекательно, и в то же время в основе каждой повести лежат проблемы гражданственности, конфликты, носящие психологический и нравственный характер.
Рассказы для детей о легендарном полководце, герое гражданской войны Николае Щорсе.
Вторая книжка о проделках Хитрюшкина — ещё 10 веселых рассказов о художнике Хитрюшкине, который рассказывал и рисовал детям разные истории и загадки. Кроме развлекательного, книжка имеет и познавательный характер.Для дошкольного возраста.
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.