Кончина СССР. Что это было? - [24]

Борис Ельцин «Записки президента»

Мы наконец-то стали встречаться неофициально. В этих конфиденциальных встречах иногда принимал участие и Назарбаев. 29 июля 1991 года в Ново-Огареве состоялась встреча, которая носила принципиальный характер. Михаил Горбачев должен был уезжать в отпуск в Форос.

Сразу же после его возвращения из Крыма на 20 августа было назначено подписание нового Союзного договора… Все шло нормально, но, когда коснулись тем совсем конфиденциальных, я вдруг замолчал. «Ты что, Борис?» – удивился Горбачев… Я сказал тогда: «Пойдемте на балкон, мне кажется, что нас подслушивают». Горбачев не слишком твердо ответил: «Да брось ты», – но все-таки пошел за мной… Я стал убеждать президента, что, если он рассчитывает на обновленную федерацию, в нее республики войдут только в том случае, если он сменит хотя бы часть своего самого одиозного окружения. Кто поверит в новый Союзный договор, если председателем КГБ останется Крючков, на совести которого события в Литве? Или министр обороны Язов: разве может быть в новом содружестве такой «ястреб» из старых, отживших уже времен? Меня поддержал Нурсултан Назарбаев, сказал, что надо обязательно сменить министра внутренних дел Пуго и председателя Гостелерадио Кравченко. Потом добавил: «А какой вице-президент из Янаева?!» Михаил Сергеевич сказал: «Крючкова и Пуго мы уберем». Все трое единодушно решили, что после подписания договора необходимо поменять Валентина Павлова, тогдашнего премьер-министра… «Другие кандидатуры вместе обсудим после 20 августа», – закончил Горбачев разговор.

Итак, Новоогаревский процесс и новый Союзный договор, готовый к подписанию. Мы уже коснулись вопроса, был ли шанс сохранить СССР посредством этого процесса и этого договора. Но возникает все время впечатление, что во всем этом было некоторое лукавство.

Сергей Александрович, нет у вас ощущения какой-то неправды или не до конца правды? Подозрения, что во всем этом процессе и его результате была заложена некая ловушка? Все ведь уже понимали (за исключением разве что кое-кого из больших союзных начальников), что СССР обречен и никаких достроенных или там перестроенных союзных конструкций всерьез и надолго больше не будет.

Я думаю, что мало кто в тот период предполагал или по крайней мере предвидел дальнейшие шаги после подписания Союзного договора. Ельцин правильно заметил: Горбачев получал как бы свое верховенство. Ельцин получал независимость. Но что за этим стояло, ни тот, ни другой, по-моему, не знали. Ну, Борис Николаевич предполагал, конечно, что России развязывают руки и мы имеем возможность переходить к экономическим и политическим реформам. Это совершенно было очевидно. Потому что у нас уже был готов пакет законов, направленных именно на это.

А вот что будет с Советским Союзом, особенно в том его экономическом состоянии, я думаю, мало кто понимал. Откуда центр будет брать деньги, когда все передается республикам? То, что демонтировался не Советский Союз, а демонтировалась империя с ее привычками, с ее, так сказать, навыками, было совершенно очевидно. Но тот Советский Союз, который оставался… Нужно было очень четко прописывать вещи, относящиеся к ведению Советского Союза. Горбачев не раз об этом говорил: оборона, связь, космос и прочие вещи. И это правильно.

Но будущего никто не видел, поэтому, естественно, это создавало ощущение чего-то такого нетвердого, неустойчивого. И, я думаю, это ощущение было у всех, оно было и у Горбачева. Мне кажется, все они вздохнули с облегчением или хотели вздохнуть с облегчением, что прошли вот этот очень трудный этап разногласий.

Но какое содержание за этим этапом стояло, никто не понимал до конца.

Я думаю, что никто не знал. Все нужно было начинать с нуля, и это создавало ощущение неуверенности, ненадежности, лукавства.

Это важное замечание, оно многое ставит на свои места. Но все-таки не удалось ведь удержать союзную конструкцию ни в каком виде – ни в имперском, ни в обновленном. И многим современникам было понятно, что не удалось бы…

Между тем сегодняшнее руководство страны начало вдруг давать запоздалую оценку или выражать свое отношение к тому, что произошло в 1991 году, характеризуя распад СССР такими речевыми фигурами, как «геополитическая катастрофа», «страшная беда», «большая трагедия» и так далее. В таких вот тонах видятся нынешней российской власти события тех давних лет. С чего вдруг, к чему? Какое содержание, какой посыл, какие цели стоят за этой оценкой, как вам кажется?

Любая власть стремится к тому, чтобы ей доверяли, чтобы ее любили, чтобы ее высоко ценили. Поэтому, когда жизнь систематически улучшается, когда мы видим жизненный рост людей, то, вообще говоря, не нужны никакие дополнительные пропагандистские усилия для того, чтобы люди благодарили власть за это. Но, когда что-то не получается, тогда начинаются ограничения, и с этими ограничениями связана необходимость объяснений. И когда начинают объяснять, прежде всего ссылаются на то, в каком состоянии все это досталось: власть, государство и прочее.

Так говорит не только нынешняя власть, так говорили во все времена. И Сталин всегда ссылался на то, что при царизме было хуже, а нам досталась разрушенная после гражданской войны страна, и так далее.