Кончина коллекционера - [2]

Он любил бродить по улицам и переулкам и, наклонясь над урнами, ворошить их содержимое своей тростью. А вдруг среди окурков, среди упаковок от всех этих современных «Астр» и «Космосов» взору его предстанут «Сэръ», или «Жемчужина Крыма», или «Тары-бары», или «Трезвон»? Надо верить в чудо! Ищите – да обрящете! …Иногда он заходил во дворы и там, с помощью той же тросточки, обследовал объемистые мусорные баки. Интересовали его и дома, поставленные на капремонт. Однажды в подъезде одного такого здания, в куче хлама, он обнаружил упаковку от папирос «Добрый молодец». То-то радости было!

Но чудеса не каждый день. Пора ехать домой, решил Нектов. Однако по пути к трамвайной остановке на проспекте Маклина не удержался и зашел еще в один двор. Когда он шел подворотней, где-то полыхнул странный лиловатый свет. Даже под каменным сводом вспышка эта была удивительно ярка. «Может быть, молния? – подумал Собиратель. – Нет, грома не слышно, да и небо совсем не грозовое. Это мне просто почудилось. Глаза, видно, переутомил…» Подойдя к большому баку, все четыре крышки которого были гостеприимно открыты, он уже занес свою джентльменскую тросточку, хотел пошуровать там – и огорченно отшатнулся. Плебей воробей, сидевший на противоположном конце емкости, ехидно чирикнул. Бак был полон обычными бытовыми отходами, но все, что в нем было бумажного, было почему-то белого цвета, безо всяких следов типографской работы. «Странные какие-то жильцы в этом доме, – пробормотал Собиратель. – Или, опять же, со зрением у меня неладно?.. Обязательно окулисту надо показаться!»

Решительным шагом направился он к остановке трамвая. Вскоре подошел полупустой N 1. Нектов честно опустил в кассу три копейки, затем крутанул шестеренку, чтобы оторвать законный билет. Однако из подающего механизма выдвинулся кусочек белой ленты – без всяких цифр и букв.

– Черт знает что такое! – возмутился Собиратель.

– Именно что черт знает! – подтвердила сидящая невдалеке женщина. – Вставили рулончик белой бумаги! Вроде, извиняюсь, туалетной – только малого масштаба. Для лилипутов, что ли?

– Нет борьбы за качество! – вмешался мужчина в очках, вошедший в вагон вместе с Нектовым. – Пять минут назад подхожу к киоску, а газетчица в слезах. Говорит – все выцвело, торговать нечем. Говорит, недавно все в норме было – и вдруг такой брак. Я поглядел – ни газет, ни журналов, сплошь белая бумага. Видать, такую краску печатники стали делать, что сразу улетучивается. Где здесь борьба за качество, я вас спрашиваю?

Нектов сошел на углу Большого проспекта и Восьмой линии. Все увиденное и услышанное большого впечатления на него не произвело. Странное содержимое бака – это из-за усталости глаз. А что вместо билетов белая лента, так это, наверно, какой-нибудь молодой трепач подменил. Ну, а мужчина в очках, кажется, с утра пораньше принял дозу. Может, этот очкарь на подходе к белой горячке, вот ему и чудится, что все вокруг белым-бело. Хорошо, что он, Нектов, пьет только в торжественных случаях. И сегодня – именно такой случай. Не каждый день людям «Зефиръ N 500» достается! У него еще с мая стоит недопитая бутылка кагора. Он допил бы его с женой, да ее дома нет. К тому же Валя и не поймет всей торжественности момента. Всем она хороша, верная она подруга – а вот устремлений его не разделяет. Для нее что «Дюбек» – что «Казбек». Да и кто во всей коммунальной квартире ощутит всю ценность «Зефира»? Люди неплохие, живем дружно, грех жаловаться, но стоит ему на главную тему заговорить – все, как раки, от него пятятся. Придется выпить с Дрекольевым. Он живет через комнату. Все нерабочее время этот сантехник отдает нелепому делу: собирает обертки от туалетного мыла. Жалкий маньяк! Как шакал, рыщет по чердакам, свалкам и помойкам и кичится, что у него в числе прочих, с позволения сказать, находок имеется упаковка от мыла «Русалочка» (1913 год). Но все-таки на безотрадном квартирном фоне Дрекольева, хоть и с колоссальной натяжкой, можно считать коллекционером. И именно с ним Нектов отпразднует приобретение «Зефира».

4. Белая темнота

Погруженный в свои мысли, он шагал домой, не замечая, что вокруг творится нечто необычное. На лицах отражено смятение, недоумение. У входа в сберкассу всхлипывал какой-то мужчина. Что-то непонятное творилось возле магазинов. Множество школьников слонялось по бульвару. Через проходную типографии, хоть до конца смены было еще далеко, то группками, то поодиночке тек на улицу народ; лица выходящих были печальны. С Одиннадцатой линии на проспект вышла почтальонша с полной сумкой. Она громко восклицала:

– Белая темнота! Белая темнота навалилась!

Но вот и дом. Через подворотню Нектов направился к своему флигелю. В дворовом скверике на скамейке сидел Колюнчик, известный всему дому как лодырь отпетый. Обычно у школяра этого вид был унылый, сонный; оживлялся он только с началом каникул. Но на этот раз Собиратель был поражен каким-то просветленным, праздничным выражением его лица.

– Чему радуешься? – обратился он к мальчишке. – Или пятерку заимел?

– Ни двоек, ни пятерок больше нет! – радостно отрапортовал лентяй. – Педагоги в панике ужасной, кроме физкультурника… Все буквы из учебников убежали! Все дневники насквозь побелели! И бумага записей не принимает!.. Наконец-то о детях кто-то позаботился!.. Вася Бобер говорит – это инопланетчики.