Концерт по заявкам - [3]

Само собой, нам, людям, не узнать. А ведь какие-то мысли и соображения наверняка возникли в их мозгу. Как пить дать, возникли…

Однажды, еще в начале своей работы в редакции ежедневной газеты, я опубликовала интервью с известной укротительницей львов.

Я долго добивалась свидания с укротительницей, а ей все было некогда. Наконец она милостиво согласилась встретиться со мною в метро.

— Простите, дорогая, — журчал в трубке ее мелодичный, изысканно нежный голос. — Простите великодушно, но, поверьте, у меня ни минуты лишней. Верите?

— Верю, — ответила я, вздыхая. — Как не верить?

— Правда, есть одна отдушина, — продолжала укротительница. — Я еду на шестидесятилетие знаменитого клоуна…

Она назвала имя, известное в дни моей юности каждому школьнику.

— Он живет на Русаковской, я буду ехать от «Дворца Советов» до «Сокольников», так что давайте встретимся возле метро «Дворец Советов» и проедем вместе до «Сокольников». Согласны?

Что мне оставалось ответить, кроме одного слова «согласна»?

Я узнала ее сразу — малинового цвета пальто с серым песцом, песцовая же шапка колоколом, а под ней хорошо знакомые по афишам аккуратно намазанные глаза, губы в яркой помаде, на лбу густая каштановая челка.

Она удивленно воззрилась на меня, когда я подошла к ней.

— Какая же вы юная! Совсем еще девочка!

— Это плохо? — спросила я.

— Нет, — она улыбнулась, мне показалась ее улыбка немного насильственной, словно она не хотела, но заставила себя улыбнуться. — Это скорее прекрасно, хотя, как вы и сами позднее поймете, проходит с годами бесследно.

Протянула мне руку в тугой лайковой перчатке.

— Не сердитесь, милая девочка, я не привыкла к таким молодым корреспондентам…

Я ответила:

— Но вы же сами сказали, что это проходит бесследно. Так что в следующий раз я уже не покажусь вам столь зеленой…

— Поживем — увидим, — сказала она.

Мы вошли в метро, в задний вагон. Народу в вагоне оказалось очень много, хотя до вечера, до часов пик, было еще довольно далеко.

Укротительница стояла рядом со мной, я видела, как она безуспешно оглядывает сидящих на своих местах пассажиров. Должно быть, ей страстно хотелось сесть, и в то же время она еще более страстно боялась, чтобы ее не посчитали пожилой и не уступили ей место.

Она повернулась ко мне, не удостоив больше никого взглядом, и стала рассказывать, не дожидаясь моих расспросов.

Очевидно, сказалась давняя привычка общаться с журналистами.

Вот тогда-то я и услыхала от нее, что животные умеют думать, что они соображают подчас даже не хуже людей.

Я не записывала ее слова, потому что трудно было, стоя в вагоне, писать что-либо, и потом, то, что рассказывала она, было настолько близко мне, что я хорошо запомнила каждое ее слово.

Мы доехали до «Сокольников», и я проводила мою собеседницу до дома, где проживал прославленный клоун, а потом прямехонько отправилась домой и сразу же, в один день накатала пятнадцать страниц текста интервью с укротительницей львов.

Наш ответсекретарь, по своему обыкновению, перечеркнул из пятнадцати десять с половиной, и сотворив четыре с небольшим страницы, напечатал интервью на третьей полосе.

И вот тогда-то в редакцию посыпались письма.

Я не успевала удивляться, как это у взрослых, должно быть, порядком занятых людей находится время писать ругательные письма в различные общественные организации, государственные учреждения или совершенно незнакомым им деятелям науки, искусства, культуры.

Право, близким друзьям не всегда соберешься черкнуть несколько строчек, а тут…

Пишут… Пишут, словно нет в жизни иного занятия, чем купить конверт, взять лист бумаги, написать ругательное письмо, отправить письмо в редакцию…

В каких только грехах не обвиняли меня!

Сколько различных ярлыков неведомые доброхоты и блюстители нравственных основ навешивали на меня!

И мракобес-то я, и последователь чуждой идеологии, и лженаучное исчадие (так дословно написано в письме некоего учителя средней школы).

Еще он обозвал меня «вредным продуктом эпохи, умышленно искажающим ее светлый и сияющий победным светом облик».

Не иначе как, надо полагать, этот самый учитель втайне баловался литературой.

Весь негаснущий пыл, откровенную враждебность, различного рода ругательства я заслужила лишь потому, что процитировала слова укротительницы: «Животные обладают свойством мыслить».

И привела несколько примеров.

Почему-то весь гнев блюстителей нормальных житейских норм (так тоже было написано в одном письме, дескать, я нарушаю нормальные житейские нормы!) обрушился только лишь на меня, журналистку.

Что касается укротительницы, то ее, в общем, не трогали, — может быть, ее защищало звание народной артистки, присвоенное ей сравнительно недавно?

Должна сказать, что теперь, спустя годы, я все чаще встречаюсь с людьми, любящими животных. Они не только любят животных, но и по-настоящему заботятся о них, принимая их интересы и нужды искренне к сердцу.

А я не мыслю себе моего существования без братьев наших меньших.

С детства со мною постоянно бок о бок обитали рыбки, птицы, кошки, собаки.

Жил как-то ежик, которого я нашла в лесу, хомяк с многочисленным семейством, казалось, возраставшим с каждым днем, умиравшая с голоду белка, подобранная в Тимирязевском парке, жаба в банке, несколько лягушек.