Концентрат сна - [5]

Кулябко отстранил его спокойно — врач не должен нервничать у постели больного, — потом поднес к губам Гонцова круглое зеркальце.

Гладкая поверхность осталась такой же чистой, как была.

— Не дышит, — пронесся приглушенный шопот.

— Ток! — приказал Кулябко грозно.

В тех случаях, когда смерть сомнительна и зеркало не затуманивается, врачи прибегают к последнему средству — пропускают электрический ток через мышцы и нервы тела.

Люди ждали, толпясь подле кушетки.

— Да, нервы реагируют на ток, — сказал Кулябко, поднимаясь. — Он спит. Vita minima, мнимая смерть, состояние, схожее с летаргией...

Тетрадь опытов была раскрыта на почти чистом листе, где стояло:

«Всем этим многочисленным условиям и должен удовлетворять идеальный антидот, могущий при регулярном введении в организм уничтожить потребность в естественном сне и создать...»

Запись на этом обрывалась. Следующее слово, выведенное каракулями, было неразборчиво. В этот миг в организме Гонцова произошла, видимо, загадочная катастрофа, погрузившая его в забытье.

Заскрипели колеса тележки, на которой обычно перевозили пациентов в операционную.

— Что ж, продолжайте работу! — обратился Кулябко к стоявшим вокруг него в молчании сотрудникам Гонцова. — Несчастье с Гонцовым должно заставить вас работать еще настойчивее, но вместе с тем и осторожнее. Исследуйте, прежде всего, синий осадок, оставшийся в мензурке. Где тетрадь записей, которые вел Гонцов?

— Она у меня, Николай Петрович, — сказал Федотов, показывая драгоценную тетрадь.

— Тогда пойдемте.

Кулябко и Федотов, негромко переговариваясь, последовали за тележкой, на которой покачивалось тело Гонцова. Оно было прикрыто простыней и сразу стало казаться длиннее. Лицо, запрокинутое на подушках, поражало своей странной прозрачностью.

— Я хочу понять, почему так случилось, — глухо сказал Федотов. — Он надорвался, Николай Петрович? Или в формуле была ошибка? Что произошло в его организме?

— Мы сможем ответить на это только после детального исследования. Скорее всего, он допустил ошибку в дозировке. Большинство противоядий, как вам известно, сами по себе яды. Это обоюдоострое оружие, обращаться с которым надо с величайшей осмотрительностью. Представьте себе, например, что случилось бы с больным, если бы врач выписал ему удесятеренную дозу стрихнина. Возможно, что то же произошло и с вновь открытым противоядием. Бедняга Гонцов был чересчур увлекающимся и нетерпеливым...

— Был? Вы сказали — был? Значит, вы думаете, он не проснется больше... Умрет?

Николай Петрович сердито прокашлялся, чтобы скрыть признак слабости — предательскую дрожь в голосе.

— Я не хочу обманывать ни себя, ни вас, — сказал он помолчав. — Надежды нет, мой друг. Река забвения уносит Виктора далеко от нас... Летаргический сон может длиться годами, и больной погибает от истощения. А искусственное питание, при современном знании этого вопроса, настолько несовершенно, что...

Продолжая разговаривать, они прошли вслед за тележкой в операционную, где решено было оставить тело Гонцова до медицинского консилиума.

За печальной процессией захлопнулась стеклянная дверь.

Глава четвертая

...Берясь за перо, Гонцов с удивлением отметил, что шум в ушах все возрастает, становится нестерпимым.

Ему представилось вдруг, что он еще смотрит в стакан, где плескалась голубоватая искрящаяся жидкость. Странные золотые пятна, мелькавшие там, особенно притягивали его внимание. Веки его тяжелели; он попытался придержать их пальцами, но они не повиновались ему.

Целый дождь желтых брызг струился перед его плотно зажмуренными глазами.

Спустя некоторое время он догадался, что это — падающие осенние листья. Они сыпались на него с ветвей, низко нагнувшихся над водой, задевали его лицо, и он не мог отвести их руками, потому что чувствовал скованность движений, как в кошмарах.

Да, он плыл, лежа навзничь, по реке. Шуршали падающие листья. Водоросли, вытянутые вдоль течения, цеплялись за его одежду.

Потом он начал медленно и плавно погружаться, не испытывая страха, но только очень сильную усталость, безучастный к окружающему.

Мелькнули желтые шары кувшинок, и чешуйчатая зеленая ряска сомкнулась над его головой.

Еле слышно журчали светлые струи, обегая группы подводных цветов и торчащие со дна камни. Он покачивался над ними, не опускаясь на дно и не всплывая на поверхность.

Что-то совершалось наверху, за голубовато-зеленой, подернутой желтыми пятнами, пеленой. До него доносился порой смутный шум, отголоски живущего мира, настолько сильные, что проникали к нему даже сквозь толщу его сна.

Прошло несколько минут или часов, — он не мог определить с точностью, — и быстрее закачались водоросли, мимо понеслись призрачные очертания предметов. Течение ускорилось.

Не веря себе, Гонцов услышал глухой, приближающийся звон колоколов.

Вокруг него мелела река, расступаясь, вынося неподвижное тело на берег. Он почувствовал, как жестко и неудобно дно, опустившись, наконец, на него, и открыл глаза.

Прямо перед собой он увидел граненый стакан и руку, размешивавшую ложечкой в стакане. Вот колокола, которые звенели над ним!

Серьезный голос произнес негромко: