Конан в Венариуме - [32]

Что же это такое? Гигантская летучая мышь? Демон? Ответы на эти вопросы не очень бы помогли Конану. Все, что он хотел сейчас знать, это как бы не дать твари поживиться овцой Нектана. Натянуть лук, было делом одного мгновения. Выстрел занял и того меньше. Стрела вонзилась в грудь возле основания крыла летучего ужаса. Только существу она не нанесла видимого урона. Тварь захлопала крыльями, собираясь взлететь с избранной жертвой. Конан выстрелил снова. Вторая стрела пронзила плоть на расстоянии ладони от первой, но и это не принесло успеха. Ни одно из известных живых существ, не смогло бы безболезненно перенести подобные ранения.

— Проклятый Демон! Грязная тварь! — закричал Конан.

Он отбросил в сторону лук и схватил, лежащий у костра, посох. Продолжая грозно кричать, юноша бросился на врага, который пытался украсть то, что тот поклялся беречь. Демоническое создание, наконец, выпустило овцу. Рыча, оно двинулось навстречу Конану.

Нестерпимое зловоние обдало киммерийца с ног до головы. Размахнувшись, он ударил тварь посохом Нектана. Серебряный набалдашник угодил врагу под ребра, войдя в плоть, как в масло. То, с чем не справились железные наконечники стрел, оказалось под силу серебру. Демон истошно завопил.

— Ха! — вскричал юноша и ударил снова и снова.

Внезапно, демон решил отказаться от сражения с человеком, причиняющим ему такие муки. Хотя он был голоден, но никакая пища не стоила подобных страданий, причиняемых серебром. Завизжав от страха, тварь развернулась, чтобы спастись бегством.

Но Конан ударил еще раз, уже с двух рук и тут же заревел, как бык, от восторга. От последнего удара демон вспыхнул и загорелся, словно факел. Не переставая вопить от боли, он все же ухитрился взлететь. Но, где-то над лесом, едва поднявшись на высоту деревьев, существо рухнуло вниз.

Когда тварь врезалась в снег, Конану на миг показалось, что он слышит шипение раскаленного железо, когда его резко погружают в студеную воду. Он не раз слышал подобные звуки в кузнице отца. Может, ему просто почудилось, но варвар сохранил память об этом на долгие годы.

Отбившись от демона, юноша поспешил к раненой овце. Он, как мог, обработал раны, поливая на них пивом из фляги, чтобы хоть как-то предостеречь от загноения. Овца платила за заботу отчаянным ляганием, к счастью только пониже колен Конана. Толстая шкура с густым зимним мехом уберегла ее от верной смерти. А так, зубы и когти летающего демона оставили только незначительные повреждения.

Когда Нектан возвратился незадолго до захода солнца, то сразу заметил пятна крови на спине одной из овец.

— Кром! Конан, ты что спал? — спросил он сердито. — Я отделаю тебя моим посохом, если ты проспал беду.

— Бабд, Морриган, Мача и Немейн, пусть будут в свидетелях, я не спал! — воскликнул Конан и рассказал о схватке с демоном.

Пастух слушал молча. Потом подошел к овце и присел на корточки, чтобы осмотреть повреждения.

— Такие отметины не могли оставить волк или рысь. Даже орел и тот, — сказал он задумчиво. — Сначала я сомневался, но сейчас думаю, что ты говорил правдиво.

— Я и говорил правду, — ответил Конан. — Ту тварь удалось поразить только серебряным наконечником твоего посоха.

— От стариков я когда-то слышал, что серебро и огонь являются главным оружием против демонов, — сказал Нектан и удивленно покачал головой. — Должен признаться, я никогда не думал о том, что придется проверять это в обыденной жизни.

Глава 6. Охотники

есна запаздывала в Киммерию и это особенно ощущали те, кто привык к более теплому климату Аквилонии. Вот и графу Стеркусу казалось, что приход весны в здешние места не соответствует обычному календарю. Небо по-прежнему было серым и мрачным, как в течение бесконечной зимы. Правда, снегопады и метели прекратились, но снег не спешил таять.

Не чувствовалось никакого рассвета жизни, как это обычно происходило в южных краях. Вечнозеленые хвойные деревья имели тот же темно-зеленый цвет, что и зимой, хотя тогда снег скрывал большую часть их крон. Все же постепенно, молодая зелень стала потихоньку пробиваться сквозь прелый пласт прошлогодней травы. Однако весь этот процесс шел настолько медленно, что на первый взгляд и вовсе не происходило хоть каких-то изменений. Крики сов, клекот ястребов, треск тетеревов и куропаток заменяли веселое щебетание певчих птиц.

Правда, к пению местных птиц Стеркус был равнодушен, как почти ко всему, что имело отношение к Киммерии. Он потерял счет письмам к королю Немедидесу и другим влиятельным людям в Тарантии, в которых умолял, чтобы ему позволили хоть ненадолго вырваться из этой глуши и побывать в цивилизованной стране.

Но никто не прислушался к его просьбам. Лишь однажды, король через своего секретаря прислал ответ. Однако в нем говорилось, что поскольку Стеркус провел такую прекрасную работу на севере, то ему надлежит и дальше стараться в том же духе. Особенно, что касается роста поселений подданных короны. Из всего этого граф понял — не видать ему цивилизации в обозримом будущем.

В какой-то период, развлечения с Угейн отвлекали его от грустных мыслей. Но киммерийская девчонка была точно не тем, что могло полностью удовлетворить графа. В конце концов, Стеркус пересытился ее и отослал обратно в деревню. Хотя девушка и возражала, жалуясь, что он так и не оказал ей обещанного покровительства, а лишь попользовался некоторое время.