— Я не знал, что сражаюсь с сыном королевы, и убил его ненамеренно, она должна это понять, — спокойно сказал Конан.
— Она поняла, — рявкнул демон, — иначе ты давно превратился бы в кучу пепла! А теперь тебе будет дарована смерть в бою! Цени это, жалкий кусок свежего мяса!
Демон пошевелился, и его огромная туша внезапно оказалась рядом. Только когти царапнули по сверкающему полу! Теперь Конан находился в пределах досягаемости кривых лап. Хепат незаметно стал заходить сбоку. Пальцы его сжимали рукоять фамильного кинжала.
Демон не обращал внимания на передвижения гнома. Кровавые глаза, полыхая ненавистью, неотступно следили за Конаном.
— Ты умрешь, и душа твоя вечно будет мучиться там, куда я ее унесу! Вечно!
Левая лапа чудовища вдруг с такой быстротой устремилась вперед, что Конана спасла только его реакция. В последний момент он успел нырнуть под когти и отпрыгнуть в сторону. Демон был опытным бойцом и теперь совсем не походил на каменного идола. Под кожей, поросшей бурой шерстью, перекатывались огромные, как удавы, мышцы. Бугрились, переплетались, вздувались.
Конан, нарочито растягивая слова, сказал: «Ты быстрее, чем я думал…»
Быстрыми, скользящими шагами он приблизился к демону и вонзил меч в его отвисшее брюхо. Но, отпрыгнув на безопасное расстояние, с тревогой заметил, что крови на клинке не было. Меч вошел в складки кожи демона, не причинив ему ни малейшего вреда.
— Жалкий смертный, — прорычало чудовище, — мою шкуру не проткнешь этой маленькой игрушкой!
Демон отрывисто залаял, что означало, очевидно, смех. Затем зарычал, и его косматые лапы пришли в движение. В любой момент Конан мог попасть под удар. Приходилось непрестанно уклоняться, отпрыгивать в сторону, даже отбегать, но демон двигался вперед с проворством, которого трудно было ожидать от такой туши. Всякий раз он оказывался рядом, и его кривые лапы мелькали с неимоверной скоростью.
Непрерывно двигаясь, киммериец пытался обойти врага или хотя бы оказаться сбоку, но неизменно видел перед собой мохнатые лапы с обломанными когтями, отвисшее брюхо и красные, горящие ненавистью глаза. Рано или поздно демон сумеет зацепить увертливого противника, и участь его будет решена…
Улучив момент, Конан нанес рубящий удар по нависшей над ним огромной, кривой лапе. Клинок отскочил, как от камня, едва не вывернув киммерийцу руку. Оставалась последняя надежда — красные глаза демона. Но чтобы пронзить мечом глазницу, требовалось подойти к чудовищу на близкое расстояние. А значит, вероятнее всего, попасть под удар страшной когтистой лапы!
И тут Конан заметил, что на шерсти демона повис Хепат. Незаметно зайдя сзади, он ухватился за бурые, свалявшиеся волосы и теперь пробирался выше, намереваясь, очевидно, добраться до головы и глаз чудовища. Почувствовав присутствие чужака, демон попытался зацепить его лапой. Конан немедленно сделал выпад и погрузил клинок в подмышечную впадину чудовища. На сей раз кончик меча оказался окрашен черной кровью.
Значит, демон уязвим! Стремясь отвлечь его от Хепата, Конан стал нападать яростнее. Теперь лезвие меча мелькало перед глазами демона, как крылья ветряной мельницы. Хепат уже сидел на косматой шее, и его кинжал искал глаза чудовища. Заревев, демон ухватил гнома обеими лапами, вонзил кривые когти в его маленькое тело и с размаху швырнул на пол. Но меч Конана уже наполовину вошел в его кровавый глаз.
Страшный рев потряс сверкающий дворец. Сияние вспыхнуло ярче, затем неуверенно замигало и окончательно померкло. В нормальном свете воин увидел бьющееся в судорогах чудовище и неподвижного, истерзанного страшными когтями, окровавленного Хепата.
Конан метнулся к демону и несколько раз вонзил меч в другой глаз. Затем медленно подошел к неподвижному телу гнома. Упав на колени, припал к груди маленького друга. Сердце Хепата не билось. На страшных, рваных ранах уже запеклась кровь. Рука все еще сжимала резную рукоять фамильного кинжала. А в глазах навеки застыла боль.
Взревев, Конан бросился к содрогающемуся в последних корчах демону и стал рубить, колоть, снова рубить его отвратительное, поросшее медвежьей шерстью тело. Сколько времени продолжалось это безумие, киммериец не помнил.
Очнулся он, заметив в стороне королеву, пристально и печально наблюдавшую эту сцену последней мести поверженному врагу, отнявшему дорогого друга. Тяжело дыша, Конан медленно опустил испачканный черной кровью меч. Не сводя сверкающих глаз с королевы, механически вытер клинок о бурую шерсть демона и вложил в ножны.
— Я потеряла сына, — тихо сказала королева, — ты потерял друга, ради спасения которого согласился служить мне, удовлетворяя все прихоти и капризы.
Конан молчал, и в синих глазах его медленно закипали слезы.
— Я не должна была уступать просьбе сына сразиться с тобой… Я сама виновна в его гибели… И в гибели твоего друга…
Рядом с телом Хепата засверкал всеми цветами радуги прозрачный горшок, наполненный драгоценными камнями.
— Прими мой прощальный дар…
Но Конан, не обращая внимания на сверкающее сокровище, поднял окровавленное тело друга и, бережно прижав его к груди, направился к выходу.
