Конан и Арфа Софока - [6]

— Я же хочу твоей смерти! — услышал Конан возглас, наконец-то, пришедшей в сознание девушки. Стремительным движением она бросилась к нему. Ее руки превратились в лапы, и когти она вонзила в плоть своего возлюбленного. — Умри, негодяй!

Кровь хлынула из ран, и киммериец, обессилено упал, ощущая, как жизнь медленно покидает его. С каждым мгновением он все ближе приближался к порогу, за которым его ждала смерть. Переживания, страхи и надежды — все это осталось в прошлом. Здесь, где очутилась его душа, все это было неважно. К чему печалиться и радоваться, когда можно отдыхать вечно?.. Разве не об этом он так мечтал?

Он лежал на полу, не замечая, что рядом беснуется Ника, которую пытается утихомирить старый воин. Иларион, безусловно, мог бы просто прикончить ее, но понимал, что, если хочет иметь какие-либо дела с Конаном, этого делать не следует. «Надо же было выбрать себе в спутницы такую девушку», — злился он, спасаясь от несуразного чудовища, в которое она превратилась.

Змеиная голова стремилась его ужалить, а львиная и козлиная — укусить. Да, похоже, за последнее время образ химеры отчего-то стал очень близок Нике, поскольку она раз за разом выбирала именно его для своего перевоплощения. Впрочем, все это не сильно пугало Илариона. В конце концов, за свою долгую жизнь ему, как и киммерийцу, довелось сражаться со многими тварями.

— Остановись! — попытался он вразумить ее. Но куда там! Она не желала ничего слушать.

Ее мозг заполонила одна-единственная мысль. Кто-то посмел отнять у нее Арфу, позволявшую ощутить неземное блаженство. Колдовской туман творения Софока захватил ее окончательно. Ныне для нее представлялись врагами все люди, а не только Конан.

— Боги, помогите! — взмолился старый воин, в который раз спасаясь от смертоносных объятий Ники. «Что же делать? — размышлял он, вспоминая, что предпринял в подобной ситуации киммериец. — Ну надо же, как ловко у него получилось ее оглушить! Я так вряд ли смогу!»

Но, как бы там ни было, он решился напасть сам. Ничего умнее придумать он не смог. И, зарычав, он набросился на нее. Его кулак обрушился сначала на козлиную голову, потом на львиную, змеиной удавалось пробыть в сознании дольше всех, но вот наступила и ее очередь.

Смахнув пот со лба, Иларион вздохнул и принялся осматривать себя, ища ранения. Как выяснилось, он практически не пострадал во время схватки. Несколько незначительных ссадин и синяков не считались.

— Хорошо, — прохрипел он, чуть ли не падая от усталости. Ему хотелось лечь и отдохнуть, но он не мог себе этого позволить. Нужно было сделать что-нибудь с израненным киммерийцем и с Никой. Девушку старый воин просто запер в подвале. На первое время это должно ее сдержать, а потом можно будет придумать что-нибудь понадежней.

Разобравшись с ней, он принялся разглядывать раны Конана. «Да, — покачал головой Иларион, — с дикарем придется повозиться. Не так-то легко будет привести его в порядок. Более того, если бы его пытался спасти простой лекарь, то, наверняка, потерпел бы неудачу». Но старого-то воина никак нельзя было называть обычным врачом. Нет, ему, посланнику богов, были дарованы кое-какие силы превышающие человеческие. В убийстве они помочь никак не могли, но вот во спасение их можно было использовать. Увы, с помощью них нельзя было никак вернуть разум девушке.

— Ну что ж, варвар, пришло время заняться и тобой, — произнес он, оттаскивая побледневшего киммерийца в сторону. Там, где деревянные доски пола пропитались кровью, старый воин-маг принялся чертить пентаграмму, благодаря которой он собирался излечить Конана. Неторопливо, тщательно он выводил линии, рисовал оккультные знаки. В центре шестиконечной звезды он изобразил глаз с двумя веками. Немного полюбовавшись своим творением, он продолжил работу. Самое простое он сделал, оставалось заняться гораздо более сложными фигурами, изображающими богов, к которым он обращался. Среди них выделялись своими размерами двое, Митра и Кром, очень разные, противоречивые сущности, объединенные ненавистью к Мраку.

Медленно черточка за черточкой, Иларион выводил замысловатую пентаграмму, которая, по его замыслу, должна была обхватить все существующее в мире Добро. Многие сочли бы это безумством, невозможным изначально. Но он знал, что ему это удастся. Он был уверен в этом.

— Эх, — бубнил старый воин, занимаясь делом, — намного проще было жить простым бойцом, ничего не знающим ни о магах, ни о чудовищах, ни о богах, ни о демонах, кроме того, что все они где-то существуют. С тех пор, как Всевышние избрали меня, я только и делаю, что сражаюсь на их стороне с противниками, способными вселить ужас в кого-нибудь не столь крепкого духом, как я. Быть может, зная об этом моей способности, они и призвали меня, дабы я совершал все эти геройства?..

Да, Иларион лучше кого бы то ни было понимал, что творилось в душе у умирающего киммерийца. Ему самому когда-то довелось испытать нечто похожее. Он по воле Небес вынужден был оставить обыкновенные, не волшебные битвы, чтобы отправиться навстречу приключениям, несущим с собой зачастую смерть и боль, ненависть и злобу, а не свет, мир и сокровища. К слову сказать, с идей озолотиться, уничтожив очередного врага, он давно простился. Быстро пришедшее богатство спускалась за несколько дней в каком-нибудь кабаке, оседая в карманах гулящих девиц и хозяина заведения. И этому прискорбному факту ничто не могло помешать.