Конагер - [11]

— Мисс, если вы остановитесь в Плазе — ближайшем городке на линии, то, мне кажется, встретите, кого ищете. Я не вполне уверен, но там есть один парень по прозвищу Кудрявчик — он вполне соответствует вашему описанию.

Эви поймала взгляд шерифа: он едва заметно покачал головой.

Скотт Бейкер… вьющиеся волосы… Кудрявчик Скотт. Она слышала о нем от Чарли. Он входил в банду Парнелла, его, как и пятерых других крутых парней, разыскивали по обвинению в ограблении дилижансов. Тощий как щепка, с длинным, острым лицом, Смок Парнелл явился на Запад из округа Лысая Голова в Миссури. Он мастерски стрелял из винтовки, и его револьвер тоже бил без промаха. На Территорию он пришел из Невады и подозревался в ограблении дилижанса в Черном Каньоне, к югу от Прескотта. На счету банды числились также нападения на прииски и по меньшей мере одно убийство при ограблении.

— Ваш брат давно здесь? — просил шериф.

— Он уехал три года назад, — ответила Люси Бейкер. — Бросил школу и решил испытать себя на горных работах. У него есть прииск где-то в Моголлонских горах. — Она произнесла это слово с ударением на «голл», в отличие от местного произношения «Магьонские». — Я не знаю, достиг ли он успехов, но, когда от него перестали приходить письма, мы стали тревожиться… и решили с тетушкой сами поехать на Запад.

Эви налила себе чаю и села у стола, а шериф вышел во двор переговорить с Чарли Мак-Клаудом. Эви стосковалась по женскому обществу, ей очень хотелось поболтать с гостьями. Жадно рассматривая их платья, она вдруг ощутила боль в сердце, представив, каким ударом будет для них узнать, что Кудрявчик Скотт стал преступником.

— Я не любила этот край, — сказала она вдруг. — Но теперь мне кажется, что здесь есть нечто, чего нельзя ни увидеть, ни услышать… больше нигде. О, здесь очень тяжело жить! — продолжала она. — Мне так не хватает женского общества, я скучаю по тому, что оставила на Востоке — по концертам, танцам. Я вижу людей только когда приезжает дилижанс, вот как сейчас. Но вы не знаете, что такое музыка, если не слышали шум ветра в кедрах или дальний шепот сосен. Когда-нибудь я сяду на коня и поеду туда… — Она показала рукой на травяное море. — Пока не доберусь до другого края… если он вообще существует.

— А индейцы? Вы их не боитесь? — спросила Люси.

— До сей поры мы ни одного не видали. Только слухи. Апачи вышли на тропу войны южнее нас, но сюда пока не добрались. В свое время нам, конечно, придется столкнуться с ними.

Под конец дамы заговорили о платьях и моде, о театрах, о школах. Долго еще после того, как они уехали, Эви слышались женские голоса. Она часто останавливалась и вглядывалась в степь, которая, темнея, приобретала все оттенки синего и багрового на горизонте; ей хотелось до единого слова припомнить все, что было сказано за чаем.

Она жалела, что не сумела предупредить женщин насчет Кудрявчика. Они остановятся в Плазе, и если он об этом услышит, то непременно явится, чтобы встретиться с ними; и шериф своего не упустит…

На следующий день рано утром Лабан, как всегда, отправился задать корм скотине, Руфь увязалась за ним. Эви вымыла посуду, вытерла руки о фартук и почти автоматически взглянула на холмы — и сразу увидела индейцев. Отряд в двенадцать воинов в боевой раскраске спускался по склону. Женщин среди них не было.

— Лабан! Руфь! — закричала она. — Скорее в дом! Оба! Быстро!

Лабан выпрямился и собрался возразить, но затем схватил Руфь за плечо.

— Пошли, — скомандовал он.

Она стряхнула его руку.

— Не строй из себя начальника! — возмутилась девочка.

— Руфь! — резко приказала Эви. — Домой… быстро!

Та было открыла рот для защиты своей независимости, но Лабан сгреб ее в охапку и, несмотря на то что она брыкалась и вопила, притащил в хижину.

Когда брат поставил ее на ноги у двери, строптивая девчонка собралась бежать обратно.

— Что случилось, мама? — спросил Лабан.

— Индейцы, — сказала Эви. — Смотрите, они спускаются с горы.

Руфь резко повернулась, увидела незваных гостей и, внезапно побледнев, бросилась домой. Лабан задержался, чтобы набрать охапку хвороста. Войдя в хижину, он подошел к задней стене и закрыл прочные деревянные ставни. В стенах имелись бойницы, через которые можно было вести огонь. Эви поставила дверной брус около двери, но оставила ее приоткрытой.

Сердце ее прыгало, во рту пересохло.

— Лабан, — предупредила она, — они не должны видеть, что мы здесь одни и что испугались их.

— Хорошо, мама.

Он стоял посередине комнаты, оглядываясь вокруг: все ли сделано, что надо.

— Они хотят забрать лошадей, — предположил он.

— Скорей всего. Надо попытаться им помешать.

Индейцы въехали во двор и остановились, увидев Эви в дверном проеме. Лабан притаился за дверью, готовый захлопнуть ее и перекрыть брусом.

— Что вам нужно? — спросила она.

— Еда, — крикнул один из них. — Ты давать нам еду.

— Сожалею, но лишней еды у меня нет.

Руфь подняла винтовку, оставленную им Чарли Мак-Клаудом, и просунула дуло в бойницу.

— Ты давать нам еду, или мы брать лошадей. Мы брать корову.

— Уходите! — приказала Эви. — Уходите немедленно! Мы не хотим ссор, но вам не следует так себя вести. Я не люблю, когда мне угрожают. Прочь отсюда!