Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи - [6]

Прежде чем прокомментировать некоторые фальшивые рулады, прозвучавшие в брошюрке следователя, хотелось бы сказать несколько слов о нравственной позиции этого человека с точки зрения верности профессиональному принципу беспристрастности в ведении следствия и установлении истины.

В 1995 году мне стало известно, что руководитель службы безопасности президента генерал А.В. Коржаков с доверием воспринимает скандальные заявления г-на Дальского, выдававшего себя за сына чудом выжившего Цесаревича Алексея Николаевича и требовавшего признания своей персоны в качестве законного наследника российского престола. Мне удалось не только лично переговорить с генералом, но и убедить его в том, что г-н Дальский, скорее всего, спутал реальную историческую фигуру Цесаревича с вымышленным персонажем, известным под именем лейтенанта Шмидта. Попутно я попросил его вмешательства в работу Правительственной комиссии по идентификации екатеринбургских останков, которая уже тогда, под давлением возглавлявших её нескольких вице-премьеров, весьма тенденциозно и часто бездоказательно склонялась в пользу признания подлинности останков, безапелляционно отвергая справедливые протесты со стороны инакомыслящих членов Комиссии.

Нелишне будет заметить, что в тот момент генерал А.В. Коржаков, в силу известных особенностей своего прямого начальника, испытывавшего к нему полное доверие, нередко подменял его де-факто на высшем государственном посту и поэтому пользовался непререкаемым авторитетом среди чиновничьего люда. Именно на это я и рассчитывал, когда просил его воздействовать на работу Правительственной комиссии в сторону более объективного рассмотрения основного вопроса.

– Я откомандирую одного из моих сотрудников, которому поручу собрать вместе с вами побольше конкретного материала о ходе расследования, чтобы затем уже предметно переговорить с главой Комиссии, – сказал А.В. Коржаков.

Этим сотрудником оказался умнейший Алексей Анатольевич Милованов, с которым и по сей день меня связывают близкие дружеские отношения. Я быстро ввёл его в курс дела, рассказав не только о тенденциозности руководителей Комиссии, но и о предвзятости позиции следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры В.Н. Соловьёва, напрочь игнорировавшего выводы Н. Соколова. А ведь он имел возможность допрашивать многих участников и свидетелей кровавой расправы в Ипатьевском доме по самым свежим следам!

– Пожалуй, с него и начнём, – предложил А. А. Милованов. – Я могу позвонить ему, представиться и договориться о встрече.

До этого мне уже несколько раз доводилось спорить с В.Н. Соловьёвым до хрипоты, всякий раз поражаясь легковесности его аргументов и склонности выдавать желаемое за действительное. Поэтому я стал уговаривать А.А. Милованова пойти к нему инкогнито, просто в качестве моего друга и единомышленника, чтобы, не вспугнув следователя присутствием официального лица, дать ему высказаться. Я был уверен, что и на этот раз он обнаружит поверхностность суждений и предвзятость подходов к ведению следствия.

Так мы и поступили. В течение получаса мой новый друг внимательно и молча слушал нашу бурную перебранку. И вдруг, поймав следователя на каком-то противоречивом высказывании, вмешался в разговор:

– Владимир Николаевич, вы же сначала говорили иначе! Как это понимать?

– Ну, вот ещё один эксперт выискался, – раздражённо отреагировал В.Н. Соловьёв. – Вы что, тоже из Дворянского собрания?

А.А. Милованов подошёл к нему и предъявил удостоверение сотрудника всесильной тогда службы безопасности президента России. Воцарившееся тягостное молчание здорово смахивало на гоголевскую «немую сцену».

– Меня прислал к вам Александр Васильевич Коржаков, – сказал А.А. Милованов. – Ему не совсем понятно, почему следствие столь упорно игнорирует мнения оппонентов и вместо обоснованных, аргументированных ответов на их возражения занимается отписками и голословными опровержениями их доводов?!

Тут-то следователь по особо важным делам Генпрокуратуры и явил свою «высокую» принципиальность и «непоколебимую» верность идее независимого и беспристрастного следственного процесса.

– Дорогой Алексей Анатольевич, – с робким возмущением воскликнул он, – какие же указания мне выполнять?! Я что-то не пойму… Нельзя ли, в конце концов, чётко определиться и однозначно сказать, каким должно быть заключение следствия? Так и передайте. Я сделаю всё в лучшем виде…

Забавно, что, встретившись с В.Н. Соловьёвым за ужином спустя 15 лет (летом 2010 года), я напомнил ему после третьей рюмки об этом эпизоде и спросил, как он отреагирует, если я предам гласности те его высказывания.

– А я не собираюсь ничего отрицать, – ответил следователь. – У меня есть чёткое объяснение той моей позиции. Так что напрасно меня пугаете!

Что ж, посмотрим, услышим ли мы это чёткое объяснение. Скорее всего, думается мне, верх возьмёт та же самая тактика умолчания, к которой не раз прибегали в затруднительных случаях «фальшивонотчики» всех рангов: вице-премьеры, следователи, судмедэксперты, генетики и далее по списку.

Теперь перейдём к фальшивым нотам, которыми изобилует брошюрка этого услужливого искателя «истины». Во-первых, выясняется, что, ко всему прочему, ему не чуждо заимствование чужих мыслей, выдаваемых за собственные, что на языке его профессии именуется простым словом «плагиат». На странице 8 своей брошюры В.Н. Соловьёв пишет: «Соколов Н.А. не хотел передавать материалы Тирсу М.Н., которому не доверял по политическим причинам, но был вынужден подчиниться воле Великого князя Николая Николаевича».