Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи - [20]
Официальная точка зрения, то есть точка зрения власти, которую лоббировал в Комиссии её председатель, настаивала на том, что в принципе исследования завершены и выводы, сделанные судебной экспертизой, не оставляют сомнений в том, что изъятые из могильника под Екатеринбургом человеческие останки принадлежат Царской Семье. Эту позицию разделяли все представители чиновничьих ведомств и двое из упомянутых «независимых», оба лица заинтересованные. К моему несказанному удивлению, к этому крылу уже после второго заседания Комиссии примкнул и прокурор-криминалист Владимир Николаевич Соловьёв.
В Справке, представленной в Комиссию в июне 1994 года, позиция следствия, им возглавляемого, была сформулирована весьма определённо. «По результатам выполненных идентификационных антропологических исследований, – писал Соловьёв, – экспертиза с избыточно высокой степенью достоверности доказала принадлежность пяти скелетов лицам, представляющим одну конкретную семейную группу в составе Романова Николая Александровича, Романовой Александры Фёдоровны, Романовой Ольги Николаевны, Романовой Татьяны Николаевны, Романовой Анастасии Николаевны. Судебно-медицинская экспертиза завершена. Экспертная комиссия считает, что полученная совокупность результатов проведённых антропологических и генетических исследований в силу своей поглощающей идентификационной значимости исключает необходимость проведения ещё каких-либо исследований для подтверждения выводов экспертизы».
В одночасье исчезли широкомасштабные заверения о «комплексных изучениях материалов», «о необходимости провести исторические и криминалистические экспертизы документов», о поисках подтверждений тому, что заявлено было уже в 50-е годы Мейером, и выяснения его судьбы.
Таковая перемена явилась для меня совершенной неожиданностью, ибо, находясь под обаянием нашей с ним первой встречи, я искренне верил в его «устремлённость обрести истину».
Позиция Авдонина и Радзинского удивления не вызывала. Конечно, лица, лично заинтересованные в однозначном решении вопроса, членами Правительственной комиссии быть не должны и участие их в прокурорском расследовании должно было быть ограничено ролью свидетелей, так же как, впрочем, и всё чиновничье представительство, которое к тому же постоянно менялось, моментально реагируя на все пертурбации, которые происходили во власти, что, естественно, пользы делу не приносило. Чиновник знал, каковая роль ему предназначена, а потому особенно в суть дела не вникал и никакой самостоятельности в работе Комиссии не проявлял. Он, как представитель ведомства, наделён был служебным поручением, то есть командирован для присутствия на заседаниях Комиссии, имея в лице вице-премьера непосредственного начальника, которым определялась для подчинённого линия поведения и его точка зрения. Собственного мнения высказывать, видимо, не рекомендовалось.
Единственным исключением был Вячеслав Иванович Брагин, заместитель министра культуры, в ноябре 1994 года после ухода в отставку министра Сидорова сменивший на этом посту свою предшественницу. Из всего административного членства он один только не следовал субординационным установкам и имел собственное своё суждение, твёрдо придерживаясь принципа обстоятельного и честного расследования всего комплекса проблем вокруг Царских останков. В том же году по настоянию Святейшего Патриарха в Комиссию был включён, сначала в качестве приглашённого, а позднее – членом, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Сергей Алексеевич Беляев.
Страсти вокруг останков бушевали с первых дней возникновения Правительственной комиссии, и критика в её адрес звучала не только из русского зарубежья и из стана монархистов «черносотенного толка», как это часто представляли СМИ, ориентированные на официальную позицию. Это отметил даже прокурор-криминалист. В одном из документов, представленном в распоряжение Комиссии, он написал: «Однако (то есть несмотря на то, что подлинность царских останков не вызывает никаких сомнений. – А.Г.), в средствах массовой информации и заявлениях отдельных учёных и представителей различных общественных кругов нередко звучат критические высказывания в адрес экспертной комиссии, касающиеся закрытости материалов экспертизы, некомпетентности экспертов в вопросах идентификации личности по костным останкам, неполноты проведённых исследований, недостаточности проработки различных версий о судьбе членов царской семьи». Соловьёв говорит об этом вовсе не от желания разобраться в «критических высказываниях», о которых он упоминает. Вынуждают обстоятельства, особенно отношение Церкви ко всей этой истории. «В апреле этого года (1994), к заседанию Комиссии, – писал Соловьёв по поводу проекта “Заключения” Генеральной прокуратуры, – в принципе мы были готовы дать такой документ. Такой документ был подготовлен, черновой вариант. Но в связи с позицией Священного Синода и Святейшего Патриарха мы несколько изменили формулировки».
Большинство средств массовой информации, конечно, поддерживали, а некоторые рьяно отстаивали официальную версию, но был целый ряд газет и журналов, которые публиковали материалы, причём часто весьма аргументированные, ставившие под сомнение те оптимистические выводы, к которым склонялась Правительственная комиссия.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)