Кому светят звезды - [17]

Вологдин с трудом оторвал от взлетной полосы тяжело нагруженный бомбами «ил» и повел над кромкой аэродрома по кругу, а когда, замкнув, повернул на запад, к нему пристроился штурмовик Киселева. За облаками «илы» пересекли линию фронта и снизились в ближнем вражеском тылу.

С быстро летящего самолета непросто заметить в заснеженном поле или лесу дорогу. Иное дело прифронтовые пути, изъезженные до полуметровой глубины, с остовами сгоревших автомашин по сторонам от колеи, с коробками застывших на обочинах поврежденных танков. Такую дорогу найти нетрудно, и штурмовики, пробив облака, сразу вышли к чернеющей ленточке. Ближе к фронту на дороге не было ни машин, ни повозок, ни пешеходов. Зато километрах в двух позади виднелись кузова больших машин. «Торопятся к передовой, а мы устроим им здесь вечную стоянку», — зло прошептал Михаил.

Круто снизившись, самолеты спикировали на колонну. Вздыбилась перед грузовиками земля. Словно легкий спичечный коробок, перевернулась первая машина, через брезентовую крышу второй рванулись вверх черно-желтые языки пламени. Замерла, застыла серая змея-колонна, попрыгали на дорогу и побежали врассыпную зеленоватые фигурки. Новый заход штурмовиков — и новые взрывы в колонне. Пушки и скорострельные пулеметы «илов» косили убегавших: фигуры вражеских солдат замирали на белой скатерти снега.

Обойдя по метнувшейся в сторону второй колее горящие машины, вперед вырвался один грузовик. «Обстановка, — решил Вологдин, — самая простая: крупная цель, и нет зенитного прикрытия».

— Атакуйте одиночную цель! — приказал по радио ведомому.

Вологдин видел, как самолет Киселева, сделав горку, накренился на вираже, вернулся к дороге и вошел в крутое снижение. «Промажет», — подумал Михаил. Шофер дал полный газ, машина резко увеличила скорость и напоролась на огненную трассу.

— Порядок в летных частях? — спросил на земле у Вологдина еще не остывший после боя Киселев.

— Порядок в основном, — ответил Михаил.

Он понимал: сказал не все, что надо бы, такой ответ мало поможет молодому летчику. Атаковал Киселев смело, но говорить ли ему о слишком крутом и рискованном снижении?

— Идите отдыхайте, — решил он отложить детальный разбор полета.

Мурлыкая слова модной перед войной песенки «Звать любовь не надо, явится незваной», младший лейтенант ушел в общежитие. «Легко ему живется, или делает вид, что легко, — подумал Михаил, прохаживаясь у самолета. — Так не хочется упрекать его за лихость. Парню поддержка нужна. Человек он впечатлительный, эмоциональный…»

— Стоял он, дум великих полн! — услышал за спиной Вологдин голос комиссара полка. — Здравствуйте, капитан!

— Здравия желаю, товарищ батальонный комиссар! — пожал Михаил протянутую руку. — Думы о первом боевом вылете, о ведомом, о том, как лучше понять друг друга.

— Проблемы, чувствую, намечаются серьезные, — проговорил Бойцов. — Время у вас сейчас есть? Пойдемте ко мне, потолкуем.

В кабинете комиссара Вологдин рассказал о бое, о рискованных действиях Киселева и своих раздумьях.

— Что же, вы правы, все решать по-лобовому и не надо, — неторопливо заговорил Бойцов. — Подход к человеку нужен.

— Какой? — приподнявшись на стуле, спросил капитан.

— Если бы мы имели советы на все случаи жизни, слишком все было бы просто, — улыбнулся Бойцов. — Ни забот, ни раздумий, ни трудных решений, ни бессонных ночей. — Он пригладил коротко остриженные волосы, оперся локтями о стол. — Сам думку одну имею, первому вам высказываю. Посоветуйте, можно ли ее в обиход пустить. Есть такой термин в авиации — потолок.

— Понимаю, предельная высота, которую может набрать самолет, — отозвался Михаил, еще толком не понимая, что комиссар имеет в виду.

— Верно. Но потолок машины ограничен техническими характеристиками. А вот потолок роста летчика, его знаний, мастерства, если хотите — даже таланта, беспределен. От самого человека он зависит, от его стремления достигнуть больше, идти дальше. Можно ли каждому человеку дотянуться до своего потолка?

— Можно, — сказал Вологдин. — Предела знаниям и мастерству нет. Надо только мобилизовать всю свою волю, все свое умение.

— И хорошо видеть перспективу, — добавил Бойцов.

— Теперь у меня есть предмет для разговора с Киселевым, — обрадовался Вологдин.

— И у меня тоже… с некоторыми зазнавшимися летчиками, — сказал комиссар. — Пусть мы ведем бои, которые не войдут в будущие учебники тактики, но и в нашем деле нет предела в совершенствовании. Точно?

Михаил кивнул.

— Есть к вам еще вопрос. Семья по-прежнему в Ленинграде? — неожиданно перешел на другое Бойцов.

— Жена училась на радиста. Сейчас не знаю, что с ней, товарищ батальонный комиссар. Писем в госпитале не получал, на курсах тоже. Сюда прибыл — бросил открытку. Ответа пока нет.

— Несколько месяцев никаких вестей. В городе надо бы вам побывать, — сказал Бойцов. — С командиром договорюсь сам.

И вот Вологдин снова на своем Кировском проспекте, еще больше затемненном и обезлюдевшем. Навстречу капитану согнутая в три погибели фигура с трудом тащила санки. Он глянул и содрогнулся: к полозьям был привязан детский гробик. Михаил остановился, снял шапку и молча пропустил мимо себя такую страшную похоронную процессию.