Кому мы обязаны «Афганом»? - [11]

Пальцы в крови. От кроличьего мяса. Оно свежее… Он этими пальцами хватает сигарету и уходит на балкон. Больше со мной в этот вечер ни слова.

Пошла к врачам. Верните мне сына! Спасите! Все рассказала. Проверяли они его, смотрели. Кроме радикулита, ничего не нашли.

Прихожу раз домой: за столом — четверо незнакомых ребят.

— Мамка, они из «афгана». Я на вокзале их нашел. Им ночевать негде.

 — Я вам сладкий пирог сейчас испеку, — обрадовалась я.

Они жили у нас неделю. Не считала, но ящика три водки выпили… Я не хотела слушать их разговоры, пугалась. Нечаянно подслушала. Они говорили, что когда сидели в засаде по две недели, им давали стимуляторы, чтобы были смелее. Но это все в тайне хранится. Как убивали ножом. Каким оружием лучше убивать. С какого расстояния… Ой, — говорила я себе, — они все какие-то сумасшедшие, все ненормальные.

…Он уже поступил на подготовительный факультет в радиотехнический институт. Хорошее сочинение написал. Счастливый был, что все хорошо. Я даже начала думать, что успокаивается. Пойдет учиться, женится. Когда они уехали, к нему опять все вернулось. Сидит и весь вечер в стенку смотрит.

…Шло следствие. Оно шло несколько месяцев. Он молчал. Я поехала в Москву, в военный госпиталь Бурденко. Нашла там ребят, которые служили в спецназе, как и он. Открылась им.

 — Ребята, за что мой сын мог убить человека?

 — Значит, было за что.

Я должна была сама убедиться, что он мог это сделать. Убить. Долго их выспрашивала и поняла: мог. Разговор о смерти, убийстве не вызывал у них особенных чувств, таких чувств, какие она обычно вызывает у нормального человека, не увидевшего кровь. Они говорили об Афганистане, как о работе, где надо убивать.

…На суде только адвокат сказала, что мы судим больного. На скамье подсудимых — не преступник, а больной. Его надо лечить. Но тогда, это семь лет назад, тогда правды об Афганистане еще не было… Их всех называли героями. Воинами-интернационалистами. А мой сын убийца. Потому что он сделал здесь то, что они делали там.

Он убил человека моим кухонным топориком. А утром принес и положил его в шкафчик.

«…Я его мертвого ненавижу». Это он мне недавно написал. Уже пять лет прошло. Что там произошло? Молчит. Знаю только, что тот парень, звали его Юра, хвастался, что заработал в Афганистане много чеков. А после выяснилось, что служил он в Эфиопии, прапорщик. Про Афганистан врал…

Я завидую матери, у которой сын вернулся без обеих ног. Пусть он ненавидит всех… Пусть бросается на нее, как зверь. Пусть она покупает ему проституток, чтобы он успокоился. Пусть он хочет ее убить за то, что она его родила. Пусть…».

* * *

Картина одного на всех «афгана» будет неполной, если не упомянуть хотя бы в двух словах о том, как он аукнулся во внутриполитической и экономической ситуации Советского Союза, а также в его международных делах.

Как отмечает В. А. Кирпиченко, решение о вводе советских войск в Афганистан игнорировало вопросы внутреннего положения в СССР.

«Самое же прискорбное, — говорится в его мемуарах, — состояло в том, что не была учтена реакция населения на гибель наших солдат в Афганистане. Смерть и увечья молодых людей во имя непонятных «стратегических интересов» с каждым днем подрывали доверие населения Советского Союза к своим руководителям». И далее: «Потери нашей армии и громадная военная и экономическая помощь, сгоравшая в «черной дыре» за Пянджем, вызывали чувство протеста и действовали угнетающе».[14]

Не менее губительно сказался «афган» и на международных позициях Советского Союза.

«Введя войска в Афганистан и оставшись там на долгие годы, — пишет В. А. Кирпиченко, — мы дали хороший повод США для более активного вмешательства в дела этого региона и обеспечили ему надежных союзников в проведении антисоветского курса.

Высшее советское руководство не предусмотрело реакцию мусульманского мира на ввод войск. В одночасье мы потеряли в этом мире друзей и приобрели много врагов, да и «движение неприсоединения» отвернулось от нас…»[15]

Даже верные друзья Советского Союза не одобрили «афган»…

… 11 апреля 1980 г. в Гаване прошла встреча Фиделя Кастро с кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС П. Н. Демичевым. В ней участвовал тогдашний советский посол на Кубе В. И. Воротников. Вот его заметки:

«…Расселись у стола, в креслах. Фидель не сел, ходит, дымит сигарой. Разговор начал отрывистыми, короткими фразами, с долгими паузами. Потом стал набирать темп, говорил напористо, с четкими акцентами, приводя логичные доводы, которые завершал ясными, недвусмысленными оценками. Он явно хотел выговориться в адрес нашего руководства, избрав мишенью Демичева как члена этого руководства. Ловя паузы, Петр Нилович пытался было вставить слово, но Фидель, как бы не замечая этого, продолжал говорить. Я молчал, прекратил свои попытки что-то сказать и Демичев. Короче, это был страстный, обличительный монолог Фиделя.

О чем шла речь? Вот ее тезисное содержание.

«…О развитии событий в Афганистане. Они оказались неожиданными для нас. Объективно говоря, общественное мнение не понимает ряда моментов этих событий. Главное — не сам ввод советских войск, а совпадение по времени смены руководства в ДРА. Вопрос: как произошло такое совпадение: ввод войск, акция советских «коммандос» в Кабуле и смена правительства Амина? Мне самому трудно поверить, что Б. Кармаль смог собрать силы против Амина! Он же был в подполье. Как он мог это сделать? За несколько дней пребывания в Кабуле это невозможно! Мы оказались в неведении относительно произошедшего в Афганистане, одной из ведущих стран движения Неприсоединения. Повторяю, что не ставлю под сомнение сам факт ввода, что смена была необходима, но… вы знаете, как складывается сейчас общественное мнение! Мы предложили свои добрые услуги в урегулировании обстановки в стране, являющейся членом ДН, получили вроде бы поддержку, но пока идет переписка, конкретных скоординированных действий нет.