Комсомольский патруль - [51]
«Что она так старательно печатала, — подумал я, развертывая бумажку, — наверно, что-нибудь спешное?»
Но там несколько раз повторялось одно и то же: «Что же теперь будет? Что же теперь будет?»
Чувство огромной, неизведанной радости захлестнуло меня целиком, но...
Передо мной сидели все секретари комитетов комсомола района. Нужно было начинать доклад.
Честное слово, я даже не ожидал, что этот доклад вызовет такой большой интерес у наших ребят.
Конечно, все дело было в теме и фактах. Моей заслуги здесь оказалась самая капля. Когда я кончил, несколько минут никто даже не высказывался. Все сидели и думали... А факты я действительно рассказал интересные. Начав с того, что движение «легкой кавалерии» зародилось в нашем же, в ту пору Московско-Нарвском районе, я перешел к боевым делам комсомольцев прошлых пятилеток.
Это были замечательные дела: комсомольцы боролись против простоев станков, против пьянства на производстве, проводили «карнавалы брака», бичующие бракоделов, боролись с бюрократами, раскрывали шайки белогвардейцев, выпускали сатирические газеты.
Они не носили знаменитых кавалерийских шлемов-буденовок, эти ребята, и в руках у них не было острых пик, как на рисунках, но если этих кавалеристов вскоре после восьмого съезда комсомола было лишь несколько десятков, то уже к 1931 году их насчитывалось семнадцать с половиной тысяч, а к 1936 — около сорока тысяч.
Это была сила.
Недаром писал поэт:
Как и положено кавалерийской лаве, они и шли напролом, сметая на пути своем всякую нечисть.
Первым нарушил молчание секретарь комитета комсомола рыбного порта.
— Что же, — сказал он, внушительно поколачивая в такт словам ребром ладони по стулу, — дела комсомол тех лет делал большие. Кое в чем мы, правда, их обогнали, а кое в чем отстаем. Например, пьянство: ох, сколько оно людей губит. Не знаю, как в других организациях, — у меня еще хватает пьяниц среди молодежи. А бед от этого сколько? И брак, и простои машин, и прогулы, и мат.
Он особенно зло стукнул ладонью по стулу.
— Пора повести решительную борьбу с пьянством и нецензурной бранью. Хватит. Досиделись.
Постепенно обстановка на совещании накалилась. Секретари, не стесняясь, выкладывали наболевшие вопросы. Предлагали обратиться в Управление торговли; чтобы запретили всяким ларькам и столовым торговать водкой на каждом углу. Предлагали провести рейды по тем общежитиям, где контроль комсомольских комитетов над молодежью слаб и нередко процветает хамство, предлагали многое другое. Я сидел и записывал. То и дело приходила в голову мысль: почаще нужно советоваться с народом, вон сколько работы поднавалили, только поворачивайся. А мы-то на днях сидели и выискивали новые объекты. Ай да ребята! Эти помогут!
Настроение после этого совещания у меня весь день было боевое, и потому, когда я вечером зашел в райком за Галочкой, совсем уже не чувствовал той робости, которая появилась при утреннем объяснении. Просто было хорошо от удачи и счастья. Мы очень легко встретились и, не сговариваясь, пошли гулять по улицам.
Уже перед домом Галя прочла мне стихи, которые сочинила утром.
— Нравятся? — спросила она, остановившись и поглядывая на меня с нетерпением.
— Нет, — откровенно признался я, — не нравятся.
— Знаешь, Валя, — сказала она, просияв, — мы, наверно, будем с тобой очень часто ссориться. Ой, как я рада!
Я так и остался стоять с вытаращенными от удивления глазами.
КАРЬЕРА ЛЮСИ ЧИЖЕНЮК
Когда при Прокопии Ивановиче Чиженюке произносили имя дочери, глаза его теплели, а губы под огромными пушистыми усами сами собой складывались в добрую, немного смущенную улыбку.
— Гарна дивчина, — говорил он густым басом, непременно доставая из нагрудного кармана полувоенной гимнастерки завернутую в целлофановую бумагу фотографию.
— Ось, дывытесь, — показывал он фотографию собеседнику, — дывытесь, яка дивчина, уся в покойницу мать. Скоро к себе заберу. Хватит мени, старому дурню, одному жить. Пора уже и внуков понянчить. Приедет — замуж выдам! Усей семьей заживем. Га?
Трудная жизнь выпала на долю Прокопия Ивановича. С ранних лет потеряв отца и мать, он батрачил у хозяина, потом беспризорничал, а в боевом восемнадцатом взяли его к себе веселые моряки-балтийцы. Роту их попутным военным ветром занесло на полыхающую огнем Украину. Были они все как на подбор, рослые, здоровые, мускулистые, с широкими плечами и открытыми, опаленными солнцем, жилистыми шеями. Умели здорово ругаться, а плясали так, что глазастые, длиннокосые девчата только ахали да забывали убирать свисавшие с пунцовых губ гирлянды семечковой шелухи.
Но не только ругаться да плясать умели матросы-балтийцы. Умели они зло драться за революцию, за власть Советов. Добирались до врагов пулеметными шквалами, лихими бросками в штыки, а если надо было — и длинными матросскими ножами с деревянными рукоятками.
Огненным морем колыхалась в те годы мать Украина. Словно волны в бурю, кипели народные массы, сквозняками носились по степям мелкие конные банды, тяжело перекатывались по земле приливы и отливы фронтов. Все это и впрямь напоминало матросам настоящее море в бурю, в шторм, и в редкие моменты передышек пели они свои северные матросские песни. Тогда-то и зародилась у недоверчивого, хмурого повозочного на тачанке Прокопия Чиженюка та мечта о прекрасном, которая осталась с ним на всю жизнь.
Уважаемый читатель!Перед тем как отдать на твой суд две повести, объединенные названием «Обыкновенное мужество», я хочу сказать, что события, положенные в основу этих повестей, не выдуманы, а лишь перемещены мной, если можно так сказать, во времени и пространстве. Изменил я и имена героев — участников описываемых событий.Почему?Потому, что правда факта, пройдя сквозь призму сознания человека, взявшегося рассказать об этом факте, приобретает свою неповторимую окраску. Тогда повествование уже становится частицей мироощущения и мировоззрения автора-повествователя; оценка факта — субъективной оценкой.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.