Комсомольский патруль - [50]

Шрифт
Интервал

Я возмутился:

— Это не у меня память никуда не годится, а у вас. Вы же сами вчера предупредили меня по телефону, что совещание в восемь. Из-за вас я даже позавтракать сегодня как следует не успел, так торопился.

— Подумаешь! — Цветкова как-то странно посмотрела на меня, чуть наклонив набок голову и все еще продолжая улыбаться. — Один раз можно и не позавтракать, ничего не случится. А с началом совещания я сама, видно, напутала. У меня ведь девичья память.

Я пожал плечами и ничего не ответил.

«Ладно, — мелькнуло у меня в голове, — за эти полтора часа можно будет еще лучше подготовиться к докладу. Тема-то очень ответственная».

Мы с Галей вошли в помещение райкома.

Непривычно гулко отдались наши шаги в пустых комнатах — тяжелая, мерная моя поступь и легкое постукивание Галиных каблучков.

Я обратил внимание на то, что у нее новые туфли. «Купила, наверно, недавно, — подумал я, — потому так и стучат».

Солнце светлыми веселыми квадратами лежало на полу в инструкторской, куда мы зашли сначала.

Пустые столы без инструкторов, в солнечных лучах вьются пылинки. Где-то скрипнула дверь. На той стороне двора, на крыше, расхаживают голуби... Я подошел к окну и открыл форточку. И вдруг почему-то совсем расхотелось заниматься докладом. Я еще никогда не видел райком таким... неофициальным. Кажется, это почувствовала и Галя. Она вышла на минуту и вернулась с томиком стихов Щипачева. Меня неожиданно рассмешил этот томик.

— Странный вы человек, Цветкова. Вот уж никогда не думал, что вы увлекаетесь поэзией.

— А чем же, вы думали, я увлекаюсь, — серьезно спросила она, — статистическими отчетами о неплательщиках членских взносов? Или протоколами вашего штаба? — В голосе ее ни с того ни с сего зазвучала горечь.

Я растерялся.

— Бросьте, Галя, — сказал я, стараясь понять, что с ней происходит. — Я ведь не хотел вас обидеть. Просто вы сегодня какая-то такая... — Не зная, что сказать, я пошевелил в воздухе пальцами.

— Какая? — продолжая оставаться такой же серьезной, переспросила Галя. — Назойливая? Вы это хотели сказать?

— Да хватит вам, — взмолился я наконец, — если хотите знать, я не меньше вас люблю поэзию.

— Ну, слушайте тогда.

Не глядя на меня, Галочка сердито нахмурила брови.

— Будете слушать?

Боясь уже отвечать, я только кивнул головой.

Любовью дорожить умейте... —

начала она злым голосом.

Любовью дорожить умейте,
С годами дорожить вдвойне.
Любовь не вздохи на скамейке
И не прогулки при луне...

Щипачев был хорош, да и читала Галя правильно, без лишней назидательности и без фальши...

Постепенно голос ее приобрел мягкость, и в нем задрожали еле уловимые нотки грусти. Она сама увлеклась своим чтением. Я тоже отдался неизъяснимой прелести стихов о любви, о мечтах, о жизни...

Похоже было, что само необычное утро навевает эти стихи.

Неожиданно Галя прервала свое чтение.

— Скажите, Валя, — спросила она, не отрывая глаз от книги, — я вот все думаю, почему вы ко мне так плохо относитесь?

Я даже сразу не сообразил толком, что́ она говорит.

— Мы? — переспросил я. — Почему плохо? Наоборот, у нас в штабе...

— Да не у вас в штабе, а вы, вы лично. Разве я вам что-нибудь сделала худого?

Я вдруг почувствовал, как краска заливает мое лицо, шею, руки... У меня в голове словно просветлело.

— Наоборот, — сказал я, неизвестно для чего доставая из кармана носовой платок и снова пряча его в карман, — наоборот. Мне всегда казалось, что это вы ко мне плохо относитесь. А мне, мне вы всегда нравились. — Последние слова вырвались помимо моей воли и заставили меня покраснеть еще сильнее. Я это почувствовал.

Хорошо, что Галочка на секунду закрыла глаза, а затем отвернулась и выбежала из комнаты.

Мне нужно было хоть недолго побыть одному. Уши у меня так и пылали. «Дурак, — выругал я себя вполголоса, — ух и дурак же! А она молодец!..»

Минуты через две я зашел к ней в приемную.

Галя усердно печатала на машинке какую-то бумагу.

— Галочка, — сказал я, подходя к ней и беря ее за руку, — ты, наверно, не сможешь понять, что я сейчас чувствую, я хочу сказать только одно: я так рад, что нашел тебя, я...

— Нет, это я вас нашла, — перебила она, отнимая руку, — поэтому лучше...

— Так, так, так! Понятно! Вот он где, уважаемый докладчик! А я думал, ты еще дома, в постели.

Голос Иванова заставил нас обоих вздрогнуть и как пойманных воришек отдернуть руки.

— Да вот тут Цветкова начала мне печатать один материал, — проговорил я с деланным безразличием, для пущей убедительности вытащив из машинки и помахав в воздухе листком, который перед моим приходом печатала Галя, — но боюсь, что он мне сегодня не понадобится. А ты почему так рано?

— Рано? — Иванов расхохотался. — Да вы что здесь, флиртовали, что ли? Уже без пяти девять. Сейчас народ будет собираться. Деловой день начинается.

Он отправился в кабинет и с порога погрозил пальцем.

— Смотри, Галка, не сбивай мне с панталыку члена бюро, он сегодня докладчик. Сделает плохо доклад перед секретарями, я тебе, знаешь что, Цветкова?!!

Мы с Галиной испуганно посмотрели друг на друга и неожиданно расхохотались.

Уже перед самым докладом я прочел бумажку, вытащенную мной из Галиной машинки при появлении Иванова.


Еще от автора Олег Георгиевич Грудинин
Обыкновенное мужество

Уважаемый читатель!Перед тем как отдать на твой суд две повести, объединенные названием «Обыкновенное мужество», я хочу сказать, что события, положенные в основу этих повестей, не выдуманы, а лишь перемещены мной, если можно так сказать, во времени и пространстве. Изменил я и имена героев — участников описываемых событий.Почему?Потому, что правда факта, пройдя сквозь призму сознания человека, взявшегося рассказать об этом факте, приобретает свою неповторимую окраску. Тогда повествование уже становится частицей мироощущения и мировоззрения автора-повествователя; оценка факта — субъективной оценкой.


Рекомендуем почитать
Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.


Скутаревский

Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.


Красная лошадь на зеленых холмах

Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.


Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.