Комсомольский комитет - [47]

— Мне направо, тебе налево. Я уж в школу.

— Тебе налево, мне направо, — поправил Игорь, потому что Лена перепутала.

— Проводи хоть до автобуса, — попросила Лена и поспешно сказала, заметив замешательство в лице Игоря: — Ну, не надо.

Прощаясь, они крепко пожали друг другу руки.

Лена побежала через улицу. Обернулась. Должно быть, Игорь подумал, что он обидел Лену, он стоял под фонарем и, нагнув голову, как бывало с ним в минуты досады и сожаления, смотрел ей вслед. Лена приветливо кивнула и побежала к остановке.

* * *

Лена в общей комнате, которая теперь стала комсомольским штабом города, занималась с инструкторами, когда к ней вошел разрумянившийся с мороза Толя Чирков. Молодой преподаватель приветливо, непринужденно и быстро поздоровался.

На какое-то мгновение Лена увидела перед собой Бориса Исмаиловича Чиркова, и брезгливо-больно всколыхнулось в ней пережитое, хотя в братьях было очень мало общего. Разве молодость — Борис был всего на шесть лет старше Толи, да еще роднила их широкая открытая улыбка: южная, жаркая у Бориса и, может быть, северная, сдержанная, но такая же притягивающая у Анатолия. Конечно, Толя не виноват, что у него такой брат. Но почему-то Лене всегда казалось, что и Толя из тех людей, которым пальцы в рот не клади — откусят.

Лена, невольно повторяя Игоря, положила ладони на стол, посмотрела на них и потом уже обратилась к Чиркову:

— Я просила тебя зайти.

Лена сказала Анатолию, что ему предстоит поехать на птицекомбинат с заданием горкома комсомола.

Толя молчал, разглядывая Лену. Лена была сегодня в новом платье, темно-зеленом в коричневую полоску; новое платье очень шло к пепельным волосам и зеленоватым глазам девушки.

— Когда поедешь, Толя?

— Хоть завтра.

— Ох, Толя! «Что нам стоит дом построить, нарисуем — будем жить». Птицекомбинат ведь в пригороде, туда добираться машиной надо. А завтра у тебя уроков много. В пятницу у тебя в школе только утренние часы, вот в пятницу и поезжай.

— Ты уже насчет часов узнала? — быстро взглянув на Лену, заметил Чирков.

— Конечно.

— Не знаю, как в пятницу… В пятницу надо детей в театр вести, мне завуч сегодня сказала.

— Толя, ведь я договорюсь с завучем — поручат другому учителю. А ты комбинат посмотришь. Это же интересно! Ребятишкам в классе потом расскажешь…

— Догадливая ты, Лена, — блеснув такими же, как у Лены, зеленоватыми глазами, сказал Толя.

— Комплименты ни к чему. Поедешь?

— Ладно. В пятницу, с дневным.

* * *

В последующие дни, работая, Лена все время отвлекалась. Набирала ли она телефонный номер, принимала ли людей, Лена мысленно разговаривала с Игорем, она слышала его голос в ответ, его замечания. Она чувствовала его рядом с собой. «Боже мой, — думала она, — неужели совсем недавно я могла радоваться и огорчаться только из-за работы, неужели, идя домой, могла спокойно думать обо всем и ни о чем. Спокойно смотрела на эту ледяную роспись на окнах — на пышные, белые, словно гофрированные, листья каких-то закрученных ледяных растений на окнах, причудливых, как сама жизнь, разговаривала с комсомольцами, думая только о них. И не вздрагивала от шагов по коридору, думая, что это идет он, что он сейчас сюда зайдет и посмотрит на меня, даже тогда, когда знала, что Игорь только что звонил из организации и скоро не вернется».

Заниматься привычной работой было трудно — мысли против воли бежали к нему. Это было мучительно. Лена уже не думала о жене Игоря. Лена знала, что ее зовут Тамарой. Разве Лена виновата перед нею? Она никогда не скажет Игорю о своем чувстве. Зачем? Чтобы смутить его? Ведь ей никогда не придется ждать от него взаимности. Лена покачала головой. И тут же снова задумалась. А может быть, Игорь не любит Тамару? Ведь он почти не говорит о ней. И, может быть, он, Игорь, однажды — вот сегодня, завтра! — скажет Лене, что она тоже нравится ему и он хочет, сам хочет ее взаимности. Но эта мысль показалась Лене чудовищной. Игорь не может ошибиться в человеке, не может, раз полюбив женщину, обратиться к другой. Это был бы не тот Игорь, которого полюбила Лена.

Неужели полюбила? Да, Лена впервые призналась себе в этом чувстве, и ей не было страшно своей любви.

— Чего же ты хочешь? — грустно и тихо, положив перед собой руки, спросила себя Лена. Иногда она пыталась убедить себя, что она хочет только одного — дружбы. Разве не вправе Лена назвать Игоря этим большим словом — друг? Но тут же появлялся и мучил другой вопрос: «А любовь, разве это плохо?» Лена удивленно и блаженно улыбалась, из стороны в сторону покачивая головой.

Вечером секретари обычно задерживались, чтобы подытожить проделанную работу и наметить план на следующий день. Но последние дни то Игорь допоздна задерживался в организациях, то Лену вызывали в горком партии.

Однажды Соболев, уходя вечером в институт, попросил Лучникову дождаться его; он хотел подробно узнать у нее об одной ее беседе с товарищами из хлебокомбината. И Лена ждала, полная трепета, смятения, тревоги. Вот Соболев пришел: вначале стукнула входная дверь, потом щелкнул выключатель в его кабинете. Лена понимала, что надо встать и пойти в этот кабинет. Так она раньше и делала. Только как это давно было! Может быть, для других неделя — это мало. А для Лены она уже стала вечностью.