Комсомольский комитет - [42]

— Да разве жизнь запишешь на бумажку? По-моему, надо воспитывать в людях чуткость, тогда правила поведения — ведь это правила отношения к другому человеку — будут сами приходить в голову. А если навязывать их, да еще без осмысления, это только вызовет к ним отвращение. Я удивляюсь, Ирка: ты обо всем думаешь, а неужели ты не замечаешь, как мы все не любим правил? Смотри, в больших городах молодежь часто сходит с задней подножки трамвая, чтобы только нарушить правила.

— Ну уж!

— Конечно! А какие правила ты подберешь к моему муженьку? — Аня вздохнула. Высвободив руку, она развязала концы платка и спустила его на плечи, пояснила: — Жарко. В самом деле, кутаешься, прячешься… Да, так вот. Конечно, это я между нами, тебе только говорю. Вот вы вчера всем кустом на каток ходили? Ходили. А думаешь, мне не хотелось? Ведь я, когда в институте училась, призы по легкой атлетике брала. А вчера заикнулась только, а Иван: «Ку-да? А меня и сына бросить хочешь?»

— Но ведь сынишка у тебя с бабушкой?

— Конечно! А я, думаешь, Ивану нужна была? Он лег на диван и лежит. Что, это не относится к этике? Какие ты тут правила напишешь? Я и осталась дома — не хочется всякий раз ругаться.

— А что, если я с Иванам Ивановичем поговорю, — взволнованно сказала Ира, — от имени всей комсомольской организации? Ведь он директор института, должен быть человеком сознательным.

— У моего мужа на физкультуру да и вообще на общественную работу взгляды особые, — сказала Аня. — И добавила сухо, так что у Иры пропало всякое желание настаивать: — Не нужно. Я попробую сама.

— Поговори. А то вчера наших меньше всех вышло. Стыдно, если следующую неделю банковцы опять самыми тяжелыми на подъем окажутся, — сказала Ира. — Теперь нас много, теперь мы займемся физкультурой. Хорошо, если этих пареньков из МВД и «Загогзерно» вправду пошлют на курсы инструкторов-общественников. Новый секретарь обещал.

— Это когда-то будет, — холодно заметила Аня. — Нам уже сто лет таких инструкторов обещают.

— А будут тянуть, будем требовать.

Ира остановилась, громко читая:

— Дом восемьдесят четыре.

Дверь из сеней была на задвижке. Когда Ира и Аня, наконец, достучались, им открыла пожилая неопрятная женщина и недружелюбно спросила:

— Кого нужно?

— Нам Фаину Купринину, — пояснила Ира. — Извините, что побеспокоили.

Женщина повернулась, оставив входную дверь открытой, и пошла по коридору, молча показав рукой на одну из боковых дверей.

Ира тихонько постучала раз, другой… Наконец послышалось тихое:

— Входите.

В маленькой комнатке, полутемной, потому что занавески были приспущены, на широкой кровати кто-то зашевелился.

— Кто ж это? — спрашивал тонкий женский голос, странно казавшийся знакомым.

Ира отдернула занавеску.

Фаина, их сослуживица, бледная, взлохмаченная и удивительно похорошевшая, глядела с постели блестящими глазами. Больная, она с жадностью вдыхала свежий воздух, принесенный девушками с мороза.

— Девчата! Как я рада!

Рядом с Фаиной проснулся и громко заплакал ребенок.

Фаина Купринина работала в банке два года. Еще учась на последнем курсе финансового техникума, она вышла замуж за своего ровесника, формовщика из чугунолитейного завода. Вскоре после женитьбы молодого мужа призвали в армию — нужно было отслужить положенный срок, а еще через месяц Фаина узнала, что она беременна.

Ребенок родился здоровый. Почти все сослуживцы Фаины ходили в родильный дом, навещали ее и приносили ей подарки. Но роды у Фаины были тяжелые, поправлялась она с трудом. Когда после декретного отпуска Фаина, устроив сына в ясли, вышла на работу, она проработала всего несколько дней: вчера контролерский столик ее опять пустовал.

Фаина нежно дотронулась до ребенка, повернула его, поправила пеленку, и сынишка снова затих, заснул.

— Прохватило на улице, — кутаясь в одеяло, слабым, но радостным голосом рассказывала Фаина. — Грудница у меня, девчата… Противная штука…

— Врач был? — обеспокоенно спросила Аня.

— Да я вчера сама ходила в поликлинику. Бюллетень взяла. А сегодня стало хуже. Я попросила соседей за лекарством в аптеку сходить и дежурную сестру из поликлиники вызвать, да вот не идет никто. Ира, что тебя там привлекло?

Ира ходила по комнате, разглядывая небольшую и небогатую, впрочем уютную, только захламленную сейчас комнату. Ира рассмотрела и скатерть на столе, и занавески на окнах, ослепительной белизны и накрахмаленные, и недорогие картинки, которые висели на стенах, аккуратно оправленные в рамки.

Она видела, что Аня поглядывает на нее сердито, но не обращала на это внимания.

— Жилье говорит о человеке, — весело сказала она, подходя к Фаине. — А кто твои соседи?

— Куренковы, — вздохнув, сказала Фаина. — У них невестка хорошая, да она с мужем куда-то к родственникам ушла. Осталась старая мать и еще дочь, она официанткой в ресторане работает.

— Неужели не заходят? — спросила Аня.

Фаина неохотно и грустно ответила:

— Лиля, дочь их, дома редко бывает: на работе либо… гулять уйдет. А старуха, она такая… Нет, не заходит.

Ира украдкой старалась разглядеть выглядывавшее из-под одеяла розовое личико ребенка и почему-то стеснялась попросить Фаю показать его.